Письмо третье. ЧУДОТВОРНОСТЬ ИКОНЫ. /ФИЛОСОФИЯ ИКОНЫ/ Н. М. Тарабукин.

Вы помните предание о том, как царь Авгарь, будучи болен, пожелал иметь изображение Христа, веруя, что через это изображение он получит исцеление. Он послал художника, повелев ему написать Христа. Художник долго трудился над своей задачей, но изобразить лик Христа ему не удалось. Лик излучал неизъяснимый свет, который слепил глаза художнику, и выражение лика было неуловимо. Спаситель, видя тщетные усилия живописца, взял убрус, отер им Свое Лицо, и на плате тотчас же появился Божественный Образ, который и был послан Авгарю^[94]. В этом предании таинственно и высоко вразумительно все до последней детали. Оно предельно раскрывает смысл иконы. Оно говорит о том, что икона не есть портрет и что портретный живописец бессилен создать иконное изображение, что икона не пишется с натуры, что она результат не только умного созерцания, но и умного делания, а не повторения природы. Предание также говорит о том, что назначение иконы не простое напоминание о Божественном Лике, а цель ее - чудотворение. Но икона творит чудеса не сама по себе, являясь лишь орудием Божественного Промысла. Но, чтобы чудо совершилось, нужна со стороны молящегося вера в помощь Божию. Без этой веры чудо свершиться не может. В Евангелии постоянно встречаются упоминания о необходимости веры в чудо, чтобы чудо свершилось. "Вера твоя спасла тебя"^[95],- говорит Христос кровоточивой женщине, прикоснувшейся к Его одежде. "Если будете веровать и скажете, чтобы гора сдвинулась и вверглась в море, будет по слову вашему"^[96]. Петр, шествовавший по водам и потерявший веру, стал тонуть^[97]. Икона чудотворна Божественной силой, через нее проявляющейся, и встречным усилием верующего, надеющегося на ниспослание через икону Божественной благодати. В молитвах, сопровождающих обряд освящения иконы, Церковь просит: "И ниспошли на икону сию силу чудотворного действия"^[98].

В Церкви - а можно было бы сказать, во всей жизни подлинных христиан - чудотворно все. Молитва, произнесенная с верою, обретает свое чудотворное действие. И вне этого действия она, по существу, теряет свой религиозный смысл, превращаясь в простую и пустую декламацию, переставая быть молитвою. Церковный обряд, свершаемый с верою и надеждою, становится таинством, обретая действенную силу, становясь актом общения с Божеством и обладая, тем самым, чудотворной силой. Вся религия и все, что связано с ней, - чудотворно, ибо все действенное в религиозном смысле есть результат таинственной связи верующего существа с Божественным Промыслом. Таким образом, чудотворение от иконы не есть что-либо исключительное, напротив, оно закономерно, и если бы икона не могла быть чудотворной, то смысл ее нельзя было бы рассматривать, как смысл sui generis^[*]. Чудотворение от иконы - это сonditio sine qua non^[*] всего иконопочитания. Каждая икона, написанная благочестивым иконописцем, соблюдавшим в изобразительных формах церковную традицию, всякая икона, признанная каноничной и освященная по обряду Церковью, может стать чудотворной через молитвы верующих, преклоняющих перед нею колени и устремляющих свои помыслы и надежды к Первообразу. Прославленные чудесами иконы, как Владимирская, Смоленская, Казанская и многие другие, суть лишь избранницы Божии, через которых много раз, в ответ на молитвы верных, Господь проявлял свою милость. Их чудеса общеизвестны. Но существует множество безвестных икон, также являющихся орудием в руках Промысла, но не обративших внимания не только массы молящихся, но даже и того одинокого верующего, которому принадлежит икона и перед ликом которой он много раз воссылал молитвы. Чудотворение немыслимо без веры в Божественное милосердие. Чудотворение через икону есть акт действенного усилия ума верующего, обращенного с молитвою к Богу, и акт нисхождения благодати Божией в ответ на молитвенные усилия верующего. Об этом говорит и чин освящения иконы: "И силу чудотворения подаждь ей (иконе) для всякого с верою к ней притекающего"^[99]. Если бы сила чудотворения заключена была в самой иконе, то есть в самой доске, в красках, то немыслимо было бы святотатственное отношение к чудотворной иконе. Между тем при попустительстве Божием святотатственные действия имели место и в отношении прославленных чудесами икон. Чудодейственная сила исходит не от иконы, а через икону, и благодать этой силы приемлет только верующий.

Отсюда, разумеется, нельзя сделать вывода, что если икона только орудие нисхождения Божественной благодати, то форма не играет решающей роли и таковым орудием может служить любая вещь, лишь бы молящийся веровал, что и через вещь Бог может возвестить свою милость. Вывод вполне достойный интеллигентской логики, но бессмысленный с точки зрения религиозного сознания. Икона, как и всякий обряд, - традиционна, канонична и освящена Церковью, чем "любая вещь", разумеется, быть не может. Но помимо канонизированных молитв, всякое искреннее славословие может иметь действенную силу. Простые слова разбойника благоразумного сделались для него дорогой в Царство Небесное^[100]. Поэтому можно допустить, что и не каноническое изображение может стать чудотворным средством в руках Божиих. Но из этого не следует, что для иконы не обязательна церковная догма. Молитва отдельного верующего может быть свободна, но Церковь молится по уставу и предлагает и верным соблюдать церковную традицию. Это положение всецело применимо и к иконописи. Икона, Церковью освященная, должна быть каноничной по своей форме. Если мы допустим, что любая реликвия может стать иконой, то, тем самым, мы будем игнорировать всю обрядовую сторону Церкви, не допускающей произвола, и, пожалуй, встанем на точку зрения грубого тотемизма. Если Вы признаете необходимость обрядовой стороны в Церкви, а без нее Церковь немыслима, то Вы вынуждены признать и каноничность иконописных изображений.