ИКОНА РОЖДАЕТСЯ ИЗ ЛИТУРГИИ (Беседа с иконописцем архимандритом Зиноном)

Ирина Константиновна Языкова в 1981 году закончила исторический факультет МГУ, отделение истории искусства; специализация - древнерусская живопись. Зав. кафедрой христианской культуры в Библейско-богословском институте. Автор книги "Богословие иконы" (Москва, 1995) и статей по проблемам иконографии, современной иконы и иконописной традиции.

И. Я. Отец Зинон, в одной из Ваших статей прозвучало, что Вы считаете, что в России пока нет школы иконописи и как бы нет продолжения традиции. Может быть, современное иконописание еще не обрело своего лица?

о. 3. Всем известно, что икона была открыта только в конце прошлого столетия. Все были поражены ее красотой и стали смотреть по-другому на древнее церковное искусство. Но исторические события сложились так, что это не получило дальнейшего развития. И только буквально в последние десятилетия появились люди, которые всерьез стали заниматься иконописью. Сегодня трудно еще говорить о продолжении традиции или о каком-нибудь новом слове в церковном искусстве, для этого нужно все-таки довольно много времени. А двадцать или даже тридцать лет - это слишком мало. Мы оказались оторванными от традиции, и, чтобы соединить разорванные нити, приобщиться вновь к традиции, требуется много времени, большое напряжение сил. Здесь и другие .обстоятельства имеют значение. Если все будет развиваться так же, как и сейчас, то со временем может появиться то, что принято называть школой. И мы сможем так же легко узнавать икону конца XX или начала XXI века, как мы, например, отличаем икону XIV века от иконы XVII. Ведь никто раньше не задавался целью непременно создать что-то новое и необыкновенное, не похожее на то, что было прежде. Просто писали естественно, работали, делали то, что считалось красивым, в меру своих представлений о красоте. Но сейчас рано еще говорить о школе. Подлинное творчество возможно только в рамках традиции, а к традиции еще нужно приобщиться. Здесь недостаточно усвоить только ремесленную сторону, нужно настолько проникнуться церковным духом, духом подлинного Православия, чтобы, пользуясь тем богатейшим наследием, которое мы получили, его преобразовать и как бы профильтровать через современное церковное сознание. Тогда только может что-нибудь появиться. Пока все, что делается, - это только опыты. Каждый иконописец, если только он серьезно относится к своему делу, должен ощущать себя учеником. И не больше. Может быть, многие с этим не согласятся. Но я думаю так.

И. Я. Интересно узнать, как Вы понимаете саму традицию? На этот счет сегодня нет единого мнения. Одни считают, что традиция - это все, что накоплено Православием за тысячелетия, все, что наслоилось на него за века. Другие - что традицию нужно очищать, что в иконописи нужно вернуться к XV веку - к Рублеву и Дионисию, и точно им следовать. А по-вашему, что такое традиция?

о. 3. Те, которые считают, что нужно следовать Рублеву или Дионисию, отчасти правы. На определенном этапе обучения это вполне допустимо. Но в полном смысле слова традицией это назвать нельзя. Сейчас другие времена. Русские иконописцы XII-XIII веков следовали предшествующей традиции - византийским образцам, и их иконы, которые являются украшением многих музеев, свидетельствуют о том, что это была высокая традиция. Икон того времени сохранилось мало, потому ими так и дорожат. Но это не значит, что нам нужно только копировать все, что создано до нас. Думаю, что в полном смысле традицией можно назвать то, что имел в виду Викентий Лиринский, говоря: "Истинным можно считать то, во что верили всегда, во что верили все и во что верили повсюду", то есть то общее, что присуще иконе разных эпох. Например, взять икону Богородицы или святителя Николая. Двух одинаковых икон вы не найдете. Но есть нечто общее, что их объединяет, и всегда каждый, даже не очень компетентный человек может узнать Богородицу и Николу. То, что является характерной чертой лица или события, изображенного на иконе, можно назвать иконописным каноном, иконографической традицией. В какой манере это будет выполнено, в каком стиле написано, это не так важно. Да, на каком-то этапе обучения можно заниматься и стилизацией, но это еще не творчество. Из этого икона не вырастает. Вообще, словами трудно объяснить, какой будет икона будущего. Я этого сам не знаю. Но для того чтобы по-настоящему понять традицию, ее надо почувствовать, ее можно не столько определить словами, сколько ощутить. А для этого нужно постоянно заниматься духовным образованием во всех аспектах. Иконописец должен знать и историю Церкви, и литургику, и историю развития церковного устава, и многое другое. Другими словами, иконописец обязан быть богословом.

И. Я. Значит, иконописец должен быть внутри традиции, внутри Церкви. Но ведь формы сегодняшней церковной жизни еще не найдены. Раньше человек, который хотел стать иконописцем, мог обучаться в монастыре, где есть не только мастерские, но и братия, и общая литургическая жизнь. Там человек не ощущал себя одиноким. Сейчас процесс восстановления общины в приходских храмах на самом начальном этапе. Как этот процесс пойдет дальше - не ясно. А для становления иконописца нужна церковная среда, и среда духовно здоровая.

о. 3. Сейчас, после того как Церковь получила свободу, здесь, в России пытаются возродить устоявшиеся церковные формы, чаще всего - это православие в синодальном варианте. Как определенный этап - это, может быть, нормально. Но если этим ограничиться, то мы опять зайдем в тупик. Посмотрим на наших русских религиозных мыслителей и богословов так называемой "парижской школы". Если бы не они, у нас многие годы не было бы вообще никакой богословской мысли. Огромна заслуга, например, прот. Николая Афанасьева, прот. Георгия Флоровского, прот. Александра Шмемана в том, что они, находясь в очень трудной ситуации, сумели посмотреть другими глазами на свою собственную традицию. Их окружение - католическое, протестантское - ставило множество вопросов, на которые нужно было давать ответы от лица Церкви. Причем здесь нужно было говорить языком не только Русской Православной Церкви, а всего Православия в целом. И нужно было настолько хорошо знать эту традицию и настолько быть внутри ее, чтобы говорить от ее имени. Что они, конечно, блестяще делали. Например, книги о. Александра Шмемана по литургике - до сих пор одни из лучших - очень необходимы современным людям, желающим глубоко знать Православие. Чтобы церковное искусство вышло на какой-нибудь высокий уровень, нужны реформы, в том числе и литургические. А ведь у нас боятся слова "реформа". Но рано или поздно их все равно придется проводить. Католическая Церковь в 50-е годы переживала точно такой же кризис, так же боялась расстаться со своим латинским языком. Потом все же решилась что-то сделать, и Второй Ватиканский .Собор преобразовал жизнь Католической Церкви. Хотя многие были этим недовольны. Но жизнь остановить невозможно. Она ставит вопросы, и их надо решать. Так было всегда. Остановиться на каких-либо формах, закрепить их раз и навсегда - просто невозможно. В России это закончилось в XVII веке трагически - расколом. Ясно, что икона никогда не могла появиться вне Церкви, и потому Церковь к иконе всегда предъявляла определенные требования. Те же требования, что и к проповеди. Церковный образ точно так же может искажать учение Церкви, как и слово. Вместо того чтобы свидетельствовать, он может лжесвидетельствовать. Но сейчас, к сожалению, икона не занимает должного места в богослужении. И такие высокие требования к ней никто уже не предъявляет. Любое изображение могут называть иконой. И чтобы как-то поправить сложившееся положение, нужно все проблемы обсуждать соборно. А у нас, наверное, разучились это делать. Не хотят слышать мнение другого. Если кто-нибудь думает не так, как я, - это уже мой недруг...

И. Я. Отец Зинон, как по-вашему: отличается ли русское православие от греческого или, скажем, сербского?

о. 3. Несомненно. И так было всегда, потому что в каждой национальной церкви всегда были свои местные обычаи, местные особенности. Уникальность христианства как раз в том и заключается, что в каждой поместной национальной церкви оно преломляется по-своему. Здесь играют роль и человеческий менталитет, и психология, и даже климат. Не может, например, англичанин свою веру выражать в тех же формах, что сириец или грек. Каждый по-своему чувствует и молится. Это естественно: англичане более сдержанны, даже холодны, а сирийцы и греки - более темпераментны. И разные традиции только взаимно дополняют друг друга, но никак не исключают. Например, латинская традиция. Хотим мы этого или нет, нужно признать, что это великая традиция. У католиков есть много такого, чему мы можем поучиться. И это вполне понятно, потому что образ Христа открывался по-разному людям разных эпох и разных национальностей. На Западе молились не так, как в Византии еще задолго до великого раскола. А раскол случился только в XI веке. Значит, причины его были не обрядовые, а совсем другие.

И. Я. Икона появилась в Церкви также задолго до раскола. Это - наследие Единой неразделенной Церкви. Правильно ли считать икону не только достоянием русской православной традиции, но и явлением общехристианским?

о. 3. Безусловно. Когда я, путешествуя по Европе, смотрел росписи в романских храмах, то убедился, что византийская традиция там проглядывает совершенно четко. Конечно же, сразу узнаваемо, что писал не грек, но при этом понимание образа - общее. Непохоже, и в то же время - похоже. Вот наглядный ответ на тот вопрос, который Вы задавали раньше - о традиции. И что меня еще поразило - много элементов орнаментов романских храмов можно встретить на русских храмах XII века. Очевидно, что контакты с Европой были хорошие, тесные. Согласно летописи, Александр Невский велел построить во Пскове латинскую церковь. А в Киеве в Х или в XI веке существовал доминиканский монастырь. Западных святых - например, Климента, папу римского, также очень почитали на Руси - в Киеве, в Новгороде, во Пскове.

И. Я. По всей видимости, раньше на Руси к таким контактам относились не так болезненно, как сейчас. Например, в XV веке итальянский архитектор Аристотель Фиорованти строит в Кремле Успенский собор. И никого не пугает, что кафедральный собор Русской Православной Церкви строит католик.

о. 3. Сегодня, конечно, никто уже не вспоминает, что Аристотель Фиорованти был католиком. Да это и не единственный пример. Вот, к примеру, многие православные зачитываются книгой Никодима Святогорца "Невидимая брань", а мало кто знает, что ее автор - католик, иезуит, Лоренцо Скуполи. Никодим Святогорец только перевел это сочинение с латинского на греческий. Или, например, все вспоминают, как Игнатий Брянчанинов ругает книжку Фомы Кемпийского "О подражании Христу", а ведь ее на русский язык перевел К. П. Победоносцев, обер-прокурор Синода, которого в симпатиях к католичеству заподозрить едва ли возможно. Все это свидетельствует о том, что в Церкви постоянно происходит взаимообмен и все не так однозначно. Вот, например, греки не празднуют 22 мая (или 9 мая, по старому стилю) перенесение мощей святителя Николая из Мир Ликийских в Бар. Потому что праздновать, собственно, для них нечего - в этот день крестоносцы у греков мощи св. Николая увезли. И этот день для греков скорее день траура, нежели праздник. Но почему тогда празднуют русские? Это доказывает только одно: контакты с Римом были теснейшие, и потому западный праздник вошел в русский церковный календарь. И до сих пор в Русской Церкви шествие по морю мощей св. Николы восхваляется в самых возвышенных выражениях.

И. Я. Печально, когда у нас православные не знают тех святых, которые принадлежат неразделенной церкви, которые жили до раскола 1054 года.

о. 3. Это действительно печально. Возможно, Вы знаете, что архиепископ Иоанн (Максимович) составил месяцеслов западных святых, живших до раскола. Из-за этого на него были воздвигнуты гонения и подозрения в том, что он симпатизирует католичеству. Но все же этот месяцеслов был издан и существует.

И. Я. Хотелось бы поговорить с вами об иконостасе. Когда-то он был создан, чтобы помочь верующим постичь суть происходящего на литургии, а сегодня он воспринимается прихожанами исключительно как стена, отделяющая мирян от священников, находящихся в алтаре. Иконостас - довольно позднее явление, причем явление, получившее развитие только в русской традиции. В начале века наблюдались попытки вновь вернуться к низкому иконостасу, есть такие тенденции и сегодня. Но церковное начальство этому активно противится. В свое время о. Павел Флоренский опоэтизировал иконостас, и под обаянием его слова нынче многие находятся и постоянно на него ссылаются. Как Вы думаете, каким должен быть иконостас в храме?

о.З. Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил. Или сократил до двух икон - Христа и Богородицы. А Царские двери, если они и нужны, то только как условная преграда. Греки, кстати, Царские двери открывают в начале Литургии и закрывают после отпуста. Алтарная преграда в древности имела чисто утилитарное значение, как в католических храмах и сейчас, где перед алтарем существуют решетки, низкие загородки, чтобы народ не теснился и не мешал богослужению. Изначально иконостас был задуман совершенно не так, как его сегодня воспринимают верующие. Это вовсе не была стена, отделяющая алтарь от храма, потому что пространство храма совершенно равноценно. Напротив - иконостас задуман как стена объединяющая. Сама идея иконостаса родилась из тайны Боговоплощения, всякая икона - христологична, она свидетельствует о том, что Бог вошел в мир, стал человеком и пребывает среди верных во все дни до скончания века. Икона - это видимое свидетельство Его пребывания среди нас. Но икона требовала опоры, стены, требовалось как-то закрепить ее в пространстве храма. Так появился иконостас. Однако никогда иконостас не отгораживал алтарь, который многими сегодня воспринимается как Святое Святых ветхозаветного храма, сам храм - как святое, а притвор - как помещение для язычников. Категории ветхозаветного храма были бездумно перенесены на храм Новозаветный. Это неверно и противоречит нашим же богослужебным текстам. Профессор Голубинский в начале века предлагал сократить иконостас до одного яруса, а Царские двери - понизить до одного метра. Но уже тогда историческая обстановка никак не способствовала каким-либо изменениям. На Поместном Соборе 1917-1918 гг. вопросы церковного искусства были поставлены, но, кажется, так и не были серьезно рассмотрены. Если я не ошибаюсь, поручены они были владыке Евлогию (Георгиевскому). Сейчас об этом говорить, конечно, надо. Хотя у русских есть такая характерная черта, высказанная еще протопопом Аввакумом: "Как оно у нас положено, так во веки веков и лежи, и трогать его нельзя". Например, в начале века многие верующие не ходили в те храмы, где было проведено электричество, считали, что там из-за этого нет благодати. А сейчас никакими силами электричество из храмов устранить невозможно. Все в России насаждается с большим трудом, а потом с еще большим трудом искореняется. Вот и многоярусный иконостас - явление типично русское, и многим кажется, что без него нет и Православия. Однако вдумайтесь в это словосочетание - "русское православие" или "греческое православие". Звучит странно. Здесь мы уже вынуждены коснуться тех тем, которые едва ли не считаются запретными. Русские считают греков не вполне православными. Греки же не могут узнать свою Литургию у русских, говорят, что русские исказили византийскую традицию. Официально евхаристическое общение между нами есть, но настоящих братских отношений не существует, настоящей любви - нет. Все эти поместные патриархии, автокефалии после раскола с Римом постоянно друг с другом соперничали, в первую очередь на национальной почве, а также - на политической. Конфликты были у греков с болгарами, у греков с русскими, у болгар с сербами и т. д. Это потому, что у каждого - свое православие. Голосом Церкви почитаются старцы, с мнением которых все считаются. Но в древности старец и Церковь были понятиями тождественными (старец учил тому, что говорит Церковь). А сейчас порой свои взгляды, свое учение выдают за голос Церкви. Поэтому мы наблюдаем то, за что укорял апостол Павел коринфян: "У вас говорят: я - Павлов, я - Аполосов, я - Кифин, а я - Христов". Да и Христос предупреждал: дом, разделившийся в себе - устоять не может.

И. Я. В одной из Ваших статей я прочитала, что если раньше, Церковь боролась за икону, то теперь - икона борется за Церковь.

о. 3. Это слова не мои, это сказал Л. А. Успенский, но они мне близки. Сейчас многие заняты второстепенными спорами в Церкви, а существенное упускают. Вот, например, я некоторым своим знакомым, людям вполне церковным и искушенным в богословии, показывал арианский Символ веры, что был принят в Нике Фракийской, текст его приводит Феодорит Кирский в своей Церковной Истории. И все, кому я показывал, говорили, что это вполне православный символ, и они готовы под ним подписаться. А когда узнавали, что это арианский Символ веры, то все очень удивлялись и не могли понять, в чем же там арианство заключено. Я вспомнил это к тому, что сейчас с амвона можно проповедовать все, что угодно: и арианскую, и несторианскую, и монофелитскую ересь, - никто даже не заметит. Но если у священника появится какая-то внешняя отличительная черта - заметят сразу все. Если он вместо "любы" скажет "любовь", то он - обновленец, а если он вместо "живот" сказал слово "жизнь" - это всем слух режет! Диалог на словесном уровне сегодня едва ли имеет смысл. Образ мышления современного человека уже не тот, что прежде. К тому же все православные догматы изложены в категориях философских и поэтому не всегда до конца понятны. Например, через полторы тысячи лет после соборов выясняется, что все монофизиты - копты, эфиопы, армяне - точно так же веруют, как и мы, православные, только они отказываются принимать догматические формулировки, выраженные в философских категориях. Они так же верят, что Иисус Христос - Бог и человек, то есть вера у них - вполне православная, но из-за того, что они не приняли определенные формулировки, их объявили еретиками. Вы, наверное, знаете, что в XIX веке епископ Порфирий Успенский вел переговоры с коптским патриархом Кириллом о восстановлении евхаристического общения, но патриарх Кирилл скончался, а его преемник был человеком совершенно других взглядов. Так дело и заглохло. Сейчас, насколько я знаю, с монофизитами возобновлены диалоги, но в Москве этому есть сопротивление. Почему - непонятно. Но вот язык иконы - понятен любому верующему, здесь нет того барьера, который создают слова. Ведь отношение к слову у современного человека - своеобразное: обилие всевозможной информации захлестывает нас, к слову относятся легкомысленно. И поэтому спорить о вещах духовных - бесполезно. Христос предупреждал: за умножение беззакония оскудеет любовь многих. В этом-то и причина всех разделений и расколов, в частности разногласий между Московской патриархией и Зарубежной Церковью. Догматы одни, а любви и единства - нет. Или вот: служит в одном из |московских храмов священник о. Георгий Кочетков, служит на антиминсе, который подписан патриархом. А некоторые московские священники говорят, что он - еретик и что к нему в храм ходить нельзя. Ну разве это здоровое церковное сознание? Беда в том, что у нас нет нормального образования для духовенства. Отечественное образование - слабое, а в Европу, на богословские факультеты отправить учиться кого-нибудь опасаются, потому что он может потерять свою православную веру. (Какова вера должна быть при этом?!) Католики нас так не боятся, как мы католиков. Считается, что икону создал Восток, и на Западе ее не понимают. Но это не совсем так. Когда я был в Европе, я видел практически в каждом католическом храме (а иногда и в протестантских) икону византийского или древнерусского письма. Запад в не меньшей степени, чем Восток, понимает икону и нуждается в ней. Я бы даже сказал, что там это понимают острее; мы бываем слишком успокоены, думая, что икона нам принадлежит. Не все православные понимают икону. Только сейчас икона возвращается в литургическую жизнь. И если католики принимают нашу икону, которую мы называем "богословием в красках", значит, они, тем самым, принимают и наше, православное, богословие. Икона - достояние неразделенной Церкви, она сформировалась задолго до раскола. И сегодня, когда невозможно договориться на уровне слов - слова потеряли свою прежнюю силу,- икона свидетельствует и проповедует современному миру. Голос иконы - это голос Церкви. Возрождение иконы - это возрождение богословия, евангельского отношения к миру. Не случайно сейчас на Западе повсюду возникают иконописные школы - в Италии, Франции, Швейцарии, Германии. Со многими из них я стараюсь поддерживать связь. Мы считаем, что у нас икона есть, а отношение к ней часто неверное. Но у католиков есть осознание, что они ее потеряли, а у нас - нет. В латинской традиции икона никогда не занимала такого же положения в богослужении, как в восточной. Там всегда были церковные изображения, но такого почитания их, как в Православии, не было. Там нередко бывали храмы вообще без всяких изображений, без росписей, только одно Распятие. Но иконоборческие процессы наблюдались как на Востоке, так и на Западе.

И. Я. Но значит ли это, что вообще существуют разные формы выражения духовности - и если для молитвы Востоку нужна икона, то Западу она как бы и не очень необходима?

о. 3. На этот вопрос нелегко ответить. В разные времена бывало по-разному. Но сейчас католики считают, что им икона необходима. Само наличие в католичестве восточного (византийского) обряда говорит о том, что они принимают не только икону, но всю восточную духовность. А у нас это воспринимают как какие-то ухищрения иезуитов, которые хотят заманить православных. Но судите сами: бенедиктинский монастырь в местечке Шеветонь в Бельгии существует уже семьдесят лет, и ни один православный к ним не перешел, хотя они служат и по византийскому обряду, на церковнославянском языке. Но четыре или пять их монахов перешли в Православие. Монахи этого монастыря против всякого прозелитизма, цели у них совершенно другие: нужно оставаться самими собой и устранить только вражду. Причин для вражды нет. Две великие традиции - западная и восточная - должны взаимодополнять друг друга, а не исключать. В Шеветоне я всегда чувствую себя как дома. Многие монахи там говорили мне, что заново открыли для себя свой латинский обряд через восточный, через православную Литургию. А мне, наоборот, после знакомства с латинским обрядом в новом свете предстало восточное богослужение. Взаимное общение совершенно необходимо. Без этого живое Тело Церкви не может существовать. Да Церковь всегда и жила этим взаимообменом. Никакой изолированности не было. Всегда был обмен - художественный, богословский, духовный. Наша богословская школа всегда поглядывала на Запад, и часто "повторяла зады" западного богословия (по мысли Флоровского). Например, многие католики схоластическое богословие отвергли за ненадобностью, а у нас оно сплошь и рядом культивируется. И практика редкого причащения пришла к нам с Запада. А теперь считается вполне православной. И многие священники у нас противятся тому, чтобы верующие часто причащались.

И. Я. Отец Зинон, Вы всегда повторяете, что икона вырастает из опыта неба, из опыта литургической жизни, Евхаристии. Но если такие нестроения в нашей Церкви, поэтому и икона, наверное, так трудно возрождается?

о. 3. Да, проблему иконописания невозможно рассматривать в отрыве от других проблем Церкви. И все упирается в Собор. У нас уже более тысячи лет не созывались Соборы. Кое-кто считает, что они и вовсе не нужны, а некоторые, и того хуже, скажут Вам, что они и невозможны! Другими словами, это звучит как то, что врата ада уже одолели Церковь. Ведь Собор - это признак жизнеспособности и жизнедеятельности Церкви. И если Собор невозможен, значит, и Церковь мертва. А это уже самая настоящая ересь. Я все задавал себе вопрос: откуда такие идеи могли появиться? Оказывается, Собор не нужен потому, что те вопросы, которые входят в компетенцию Собора, решаются в кельях у старцев. Сегодня каждый бестрепетно может дать ответ на любой вопрос, выдавая это за ответ Церкви.

И. Я. Но ведь высказывают-то они мнения подчас противоположные, хотя каждое выдается от имени Православия. Тогда получается, что на самом деле в Православии нет единого мнения по главным вопросам, нет мнения Церкви?

о. 3. К сожалению, это так. И вот почему. Отцам Вселенских Соборов многие проблемы современной жизни просто не могли прийти на ум. На них действительно нужно давать ответ сегодня. Но прежде чем дать ответ от лица Церкви, эти проблемы и вопросы нужно обсуждать соборно. И здесь необходим не просто поместный собор или архиерейский, он уже ничего не решит. Необходим Всеправославный Собор с участием и греков, и русских, и других православных Церквей. Ведь у каждой Церкви накоплен свой опыт. А сами по себе русские принять какие-либо объективные решения не могут. К тому же весьма нужно нам, православным, присмотреться к тому опыту, который приобрела католическая Церковь за последние десятилетия. Прежде всего я имею в виду Второй Ватиканский Собор, оздоровивший западный христианский мир и решивший многие проблемы католической Церкви. Сегодня Русская Православная Церковь, да и весь православный мир, стоят перед проблемами, очень похожими на те, которыми болел католический Запад до Собора. Готовы ли православные к Собору? Не знаю...

И. Я. Отец Зинон, но ведь нынче господствует точка зрения, что творчество в Церкви закончилось, во всяком случае, каноническое и догматическое. Основные жизненные вопросы решили семь Вселенских Соборов. Этого вполне достаточно. И наше дело, как верных чад Церкви, исполнять эти решения, не уклоняясь ни вправо, ни влево. Так ли это?

о. 3. Конечно, не так. Возьмем, к примеру, икону и материал, который можно использовать для ее написания. Это вопрос, может быть, не самый жизненно важный, но показательный. И его тоже надо как-то решать. Многие способы производства икон просто не были известны в VIII веке, когда утверждался догмат об иконопочитании и каноны иконописания. А значит, вновь единого ответа нет, нет единого мнения, каждый на практике сам решает проблему материала. Или еще один пример, еще более наглядный: как сейчас пользоваться Номоканоном? В частности, как поступать в отношении эпитимьи? Правила, которые изложены в Номоканоне: прещения, отлучения от Церкви и прочее, сегодня совершенно неприменимы. Применить их к живым людям - просто невозможно. Вот, скажем, приходит ко мне на исповедь женщина, которая обратилась к Богу в возрасте семидесяти лет. Крещена была в детстве. У нее такие грехи, за которые по правилам ее нужно отлучить от Церкви на двадцать лет. И что же делать? Сам я отменить эти правила не могу, их может только Собор отменять. Они остаются в силе. А рядом еще и оговорка: кто будет этими правилами пренебрегать, тот сам подлежит геенне огненной! Но если я эту женщину отлучу на двадцать лет от Церкви, меня за это Бог не похвалит. Так вот вопрос: до каких пределов можно пренебрегать этими правилами? Одни сокращают сроки - кто в два раза, кто в десять, другие вообще не считают нужным их применять. А иные так и поступают, как написано - отлучают. Но почти никто сейчас отлучение от причастия как наказание не воспринимает. Сейчас скорее наказанием для многих будет благословение причащаться каждое воскресенье. Все правила дисциплинарного характера составлены были в определенную эпоху, когда были совсем другие нравы. И я уверен, что люди конца XX века не похожи на людей VIII века. А все наши местные традиции - не больше чем привычка; это может быть не связано ни с Собором, ни с богословием. Вот, например, если какая-то икона находится в храме, даже если это образ неканонический, то уже никакие решения Соборов не помогут: отец Федот эту икону признавал, а я отца Федота почитаю как святого. И Вселенский Собор мне не нужен. Это для меня высший авторитет. Мне кажется, что в глобальных масштабах мы эти проблемы не можем сейчас решить. Просто каждый должен делать, что может, на своем месте. Теперь такое время, когда нужно не говорить о вере, а показывать ее. Говорить-то можно обо всем прекрасно (кто нынче не умеет говорить?!), но если никто ничего не будет делать, то ничего не изменится. И я что могу, то и делаю. Я иконописец. Мое дело - писать иконы.

И. Я. Отец Зинон, мне кажется, меняя наше отношение к иконе, мы можем многое изменить в Церкви? Ведь Вы сами сказали, что все вопросы взаимосвязаны.

о. 3. Скоро выйдет книга "Беседы иконописца", исправленное и дополненное издание. Там есть ответы на некоторые вопросы. А вкратце могу только сказать то, что уже говорил много раз и что очень важно: искусствоведы и реставраторы понимают икону однобоко - видят в ней один из видов народного творчества, забывая, что вне Церкви икона просто не могла появиться, она рождается из Литургии. Верующие также часто смотрят на икону не совсем правильно - видят в ней предмет культа, не учитывая, что она должна отличаться красотой и художественными достоинствами. Мне кажется, сейчас наступило такое время, когда нужно и возможно сотрудничество искусствоведов, реставраторов и людей Церкви. Первые могут помочь верующим увидеть по-настоящему красоту иконы, а люди церковные помогут наполнить смыслом работу искусствоведов и реставраторов. Искусствоведение как наука сейчас зашло в тупик.

И. Я. Это замечательно услышать именно от Вас, священника и ведущего иконописца. Может быть, в какой-то мере соединение усилий будет шагом к соборности, по крайней мере - к сотрудничеству. Ведь икона - это соборное искусство. Отцы Седьмого Вселенского Собора говорили, что икону создают иконописцы совместно с богословами. Возможно, у нас богословов в полном смысле слова нет, но есть люди, знающие историю развития иконы, и есть хорошие художники, и в результате совместного сотрудничества будет выясняться, как и какими путями должна развиваться икона, какой она будет. Я очень надеюсь, что этим займется Ваша иконописная школа, которая может стать таким своеобразным центром научно-практического общения. Здесь можно устраивать конференции по иконе, выставки, осуществлять иконописные и научные проекты. Ведь такого места в России нет, где могли бы встретиться иконописцы и исследователи иконописи. Где-то пишутся иконы, где-то отдельно иконы изучаются, но все это идет по параллельным непересекающимся прямым. Мирожский монастырь - идеальное место для таких встреч. Как Вы думаете, отец Зинон, возможно такое?

о. 3. Пока это только мечты. Я не знаю, насколько это удастся осуществить. У нас все идет очень трудно и очень медленно. Конечно, Мирожский монастырь - удобен, потому что перед глазами великолепные образцы церковной живописи XII века, на которых можно учиться. В будущем мы действительно здесь хотим устроить иконописный центр, куда могли бы приезжать люди на не очень долгое время, чтобы пожить здесь, поучиться. И нужно обязательно общение христиан разных традиций, потому что и среди католиков есть много хороших иконописцев, и среди православных, которые живут за рубежом. И все они считают за великую честь пожить здесь, в России, в каком-нибудь монастыре. Но католиков почти ни в одном монастыре не принимают. Мы же предполагаем приглашать сюда и искусствоведов, и богословов, чтобы устраивать и конференции, и лекции. Потому что общение необходимо и верующим, и искусствоведам, и иконописцам. Но все упирается в быт, так как условий, чтобы принять хотя бы пять человек, у нас нет. Двое или трое могут еще пожить,:но для европейца жить в таких условиях - немыслимо.. Главная проблема - это, конечно, помещения, вторая - благоустройство быта. Возможно, в будущем что-нибудь получится.

И. Я. Наверное, если бы Вы не верили в это, Вы бы сюда и не приехали. России нужен свой Шеветонь - место, где каждый мог бы прикоснуться к традициям неразделенной Церкви.

о. 3. Да, именно так. Ведь икона - это только часть наследия Церкви. Знакомство с литургическими традициями не менее важно, чем с иконописными. Например, амвросианский богослужебный чин (кто у нас о нем знает?!) - очень древний, идущий с IV века. Или римская Литургия... Если католики могут совершать Литургию по восточному обряду, я думаю, что в будущем и православным хорошо бы служить по латинскому обряду. Ведь совершаем же мы Литургию Преждеосвященных Даров. А это римская Литургия. Или, например, мосарабская Литургия, тоже очень древняя, - известна только на Западе. Разделения происходят часто от невежества. Но мне легче написать икону, чем говорить обо всем этом.

***

Пока мы беседовали, за окном уже совсем стемнело. Начал накрапывать дождь - мелкий, осенний, холодный. А в келье отца Зинона было тепло от небольшой печки, хорошо обогревавшей эту комнату, за окнами которой было холодно и сыро. Рядом - мастерская отца Зинона, где он и работает днем - там стоят недописанные иконы, баночки с красками, кисти в простых глиняных кувшинах. Мастерская обогревается электрическим рефлектором, тепла которого явно не хватает, чтобы установилась приличная комнатная температура. Но неизменно каждый день отец Зинон идет работать. Он пишет иконы. Впереди зима. Как он будет в холоде писать эти небесные лики? Спросить об этом я не решилась. Летом он собирается расписать надвратную Стефановскую церковь, уже и алтарная преграда приготовлена - небольшая, оформленная крупным камнем очень выразительно. На ней должны быть всего две иконы - Христа и Богородицы; прямо по штукатурке задумал написать, как фреску. Но до лета дожить надо. Как? Об этом тоже не хотелось спрашивать. Тишина и доверительная беседа в келье располагали к другому - думать не о временном, а о вечном. Со стен кельи смотрят лики - св. Серафим Саровский, Малая Тереза, отец Таврион, св. Франциск Ассизский... Большая репродукция Синайской иконы Спасителя V века - один из самых древних образов Иисуса Христа. Чувствуется, что обитатель этой кельи стремится идти к истокам - к древней иконе, к подлинной святости, к тому, что соединяет верующих во Христа, к тому, что соединяет Бога и человека. Как важно в современном мире служение таких людей, которые не разделяют, а соединяют, делают цельными наш мир и наши души. Накануне мы были на службе у отца Зинона - всего несколько человек монахов и мирян в небольшом помещении, исполняющем роль храма. Какая это была Литургия: теснота Сионской горницы, где не возникает сомнений, что Спаситель Сам совершает Тайную Вечерю, и поистине вселенский масштаб происходящего, духовно перерастающего пределы этого малого помещения, где рядом стоящего брата чувствуешь буквально плечом! Строгий безупречный монастырский распев и отпечатывающиеся в самом сердце слова Литургии. Мне подумалось, что служит настоящий художник. И становится понятным, почему его иконы - литургичны. Все действительно в Церкви, как говорит сам отец Зинон, взаимосвязано. И, наверное, если бы не был отец Зинон монахом и священником, он не был бы и иконописцем. Икона вырастает из Литургии, из опыта Неба. Это его слова, в верности которых я все больше и больше теперь убеждаюсь сама. И, наблюдая отца Зинона - на Литургии, у алтаря (благо, в этом небольшом временном храме нет иконостаса), за работой, возле недописанной иконы, за трапезой, когда он как радушный, гостеприимный хозяин потчует гостя самым лучшим, в вечерней беседе в келье, - я все больше понимала, что имели в виду святые отцы, говоря, что истинное иконописание - это духовная жизнь человека, когда Дух творит в нем истинный Лик, икону, образ и подобие Божие. Думаю, что это и есть главное делание отца Зинона, этому он посвятил свою жизнь, этому он хотел бы научить и тех, кто приезжает к нему. "И снова я в муках рождения, покуда не изобразится в вас Христос", - мог бы сказать отец Зинон вслед за апостолом Павлом. Ирина Языкова В следующем выпуске альманаха мы планируем опубликовать размышления отца Зинона о смысле монашества в современном мире, о том, какой может быть монашеская община в будущем; о святости; об эсхатологии и, конечно, об иконе.