ВОИНСТВО В ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И ИКОНОПИСИ. Валерий Лепахин.

Настоящая статья ставит своей целью выявление некоторых характерных тенденций в изображении воинства в древнерусской литературе XI-XVII веков, – тенденции, связанные с христианским пониманием ратного дела^[1].[ В поле нашего внимания вошли не только воинские повести, но и произведения других жанров с эпизодически появляющейся военной тематикой (всего около шестидесяти произведений). Илья Муромец (Картина В.М.Васнецова "Три Богатыря")

Илья Муромец (Картина В.М.Васнецова «Три Богатыря»)

Названную тему начнем с былин, которые в ракурсе нашего вопроса можно разделить на два цикла: а) дохристианский – былины о Святогоре, о Миките Селяниновиче, о Вольге и б) христианский – былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче и других^[2]. Конечно, былины о Святогоре в более позднее время были христианизированы, поэтому такое деление носит условный характер^[3]. Само имя богатыря (Свято-гор) отсылает нас к христианству и святости^[4]. Святогор ездит по Святым горам, потому что на Святой Руси матушка сыра земля его "не подымет" (Былины 1986)^[5]. И мотив положения во гроб Святогора можно рассматривать в христианском аспекте – как пострижение в монашество, как добровольный уход из мира сего, а три обруча, сковавшие его гроб, как троекратное отречение от мира^[6]. Согласно преподобническим житиям, некоторые монахи держали в своих кельях гробы, иногда и спали в них, ради постоянной памяти о смерти, которая является одной из необходимых не только монашеских, но и вообще христианских добродетелей.

Связующим звеном между двумя циклами выступает былина о Святогоре и Илье Муромце: в ней ясно выражена идея преемственности дохристианских и христианских богатырей; Илья Муромец становится продолжателем дела Святогора. В одном из вариантов былины о Святогоре и Илье Святогор братается с Ильей, обменявшись золотыми нательными крестами; так они становятся крестовыми братьями (Былины 1986:55)^[7]. Перед смертью же Святогор вдунул в Илью свой дух богатырский и "силушку" и послал на Русь: "А сам ты поезжай да на Святую Русь" (История 1908:261)^[8].

Икона преподобного Илии Муромца Икона преподобного Илии Муромца, переданная патриархом Алексием II в ФПС России в 1999 г. Икона преподобного Илии Муромца над ракой святого в Киево-Печерской лавре

В былинах об Илье Муромце появляются новые важные мотивы, которых нет в произведениях более ранних. Например, Илья получает свою силушку от калик перехожих, странников^[9], а согласно словарю Владимира Даля, калика – это богатырь во смирении, в убожестве, нищенствующий богатырь^[10]. В цикле былин об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче уже заметно выражена христианская идея самоотречения и полного нестяжания, они служат не ради награды или денег, у них часто трудные отношения с князем.

Согласно преданию, перед кончиной Илья постригся в монахи; позже его причислили к лику святых, а мощи прп. Илии Муромца пребывали нетленными в Киево-Печерской лавре, в Ближних (Антониевых) пещерах, о чем сохранились свидетельства XVI и начала XVIII века. Имя его есть в церковном календаре, а празднование совершается Церковью дважды в год: 28 сентября и 19 декабря.

Если Святогор или другие богатыри дохристианского цикла былин охраняют родную землю, демонстрируют свою силу, удаль, свое превосходство над противником (кем бы он ни был), то, начиная с Ильи Муромца и его соратников, богатыри в былинах ходят в церковь (Кирша 1977:44,95,132), молятся перед иконами (Кирша 1977:11,79,102,109, 111,118,128,131), умеют особым образом возложить на себя крестное знамение^[11], венчаются в церкви, совершают паломничества по святым местам вплоть до Иерусалима и Царьграда, испрашивают благословение у отца с матерью, благословляют пищу перед едой (Кирша 1977:86,91,128,185).

Богатыри надеются на свою силу, воинскую доблесть и удаль, но перед боем они уже призывают на помощь Бога и святых, и их молитвы "доходны" к Богу. Приведем только один пример из былины об Алеше Поповиче:

Тут Алеша всю ночь не спал, «Создай, Боже, тучу грозную,
А и тучи-то с градом дождя!»
Алешины молитвы доходны ко Христу.
Дает Господь Бог тучу с градом дождя,
Замочила Тугарина крылья бумажныя,
Падает Тугарин, как собака, на сыру землю...

(Кирша 1977:104)

Алеша Попович (Картина В.М. Васнецова «Три Богатыря»)

Богатырям покровительствуют святые и являются им наяву или во сне; так например, "гостю" Садко неоднократно является свт. Николай Чудотворец (Кирша 1977:180-181). И ездят богатыри не просто по Руси, а по Святой Руси, и сражаются они уже не просто за родную землю, а "за святорусскую землю" (Былины 1986:57,110,119,368,369,413,414 и др.).

Значительное место в древнерусской литературе (летописи, жития, воинские повести) занимает описание ратного служения князей. В сведениях об этом служении уже гораздо меньше легендарного, они более конкретны, точны, исторически верны, хотя нельзя не учитывать, что былины в прозаическом, переработанном виде стали источником некоторых летописных рассказов и сообщений. Образ князя Святослава (964-972) довольно близок к образам былинных богатырей. В повествовании о Святославе говорится о храбрости, доблести, военном искусстве, самопожертвовании князя. Он много воевал, он специально отбирал для дружины храбрых воинов, он легко снимался с места и отправлялся в поход, он не возил за собой кухню, брал с собой лишь запас вяленого мяса, не имел шатров. Спал он вместе с дружинниками на потнике с седлом под головой. Особенно подчеркивает летописец воинское и полководческое благородство Святослава: он предупреждал противника о начале похода (знаменитое "иду на вы"), в то время как неожиданность нападения считалась и считается поныне одной из самых важных военных хитростей. Князь любил оружие и презирал богатство, но дань брал большую, чтобы дружина не испытывала недостатка в оружии и в прочем снаряжении. Полная самоотдача Святослава ратному делу имела и свою обратную сторону, вынудившую киевлян написать ему: "Ты, княже, чюжея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабивъ (покинув), малы бо (чуть было) насъ не взяша печенези, и матерь твою и дети твои" (Повесть 1978:79-89). Этот упрек князю – напоминание о том, что главная его задача защищать земли, на которых он княжит, а не отвоевывать новые, хотя, конечно, следует иметь в виду, что Святослав был мало привязан к Киеву, о чем свидетельствует его желание перенести столицу на юг. Сравниться со Святославом как в количестве походов, так и в любви к ратному делу может, пожалуй, только Владимир Мономах.

Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб

Святослав был язычником, и на предложение матери – св. равноапостольной Ольги – креститься ответил отказом, ибо боялся, что дружинники будут над ним насмехаться (Повесть 1978:79). Но вот в древнерусской литературе появляется образ князя-христианина – это святые Борис и Глеб. И здесь очень своеобразно и совершенно по-новому начинает звучать воинская тема. Напомним коротко основные события по "Повести временных лет": в 1015 году умирает князь Владимир; Борис возвращается из похода, не найдя печенегов; у него сильная дружина; киевляне не любят Святополка, дружина хочет сделать Бориса великим князем киевским. Однако Борис по нескольким причинам не хочет начинать борьбу. Обычно в исследованиях "Сказания о страстотерпцах святых мучениках Борисе и Глебе" называется одна-две главных причины его отказа от борьбы за власть, но их гораздо больше, на что указывает текст произведения. Первые три причины, можно сказать, носят мирской характер. 1) Борис не хочет идти против старшего брата: "Не буди ми взяти рукы (поднять руку) на брата своего, еще же и на стареиша мене" (Сказание 1985:34). 2) Борис не хочет полагать начало междуусобной войне. 3) Он не хочет гибели людей (и своей дружины, и воинов Святополка), думая, – пусть лучше я погибну один. Другие причины, не менее важные, носят христианский характер. 1) Борис воспринимает собственный поступок как мученичество: "Аще пролiеть кровь мою (Святополк), то мученикъ Богу моему" – (Сказание 1985:32)^[12]. 2) Борис совершает этот подвиг в подражание Христу: "Господи Исусе Христе,.. изволивъ волею взити на крестъ и прiемъ страсть (страдание),.. сподоби и мя прияти страсть" (Сказание 1985:36). 3) Борис молится за Святополка – за братоубийцу, как Христос молился о распинавших его на кресте. Первые слова Христа на кресте были: «Отче, отпусти имъ: не ведятъ бо что творятъ» (Лк.23:34). Борис перед смертью молился так: "Но Ты, Господи, вижь и суди межю мною и межю братомъ моимъ и не постави имъ греха сего" (Сказание 1985:39). 4) Борис первым показывает приверженность идее непротивления^[13]. Он говорит в молитве: «Веси бо, Господи мои, веси, ко не противлюся ни въпрекы глаголю» (Сказание 1985:38)^[14]. Св. Борис умирает не за Христа, но в смерти своей добровольно и сознательно во всем подражает Христу, и так добровольно принятое невинное страдание, согласно Сказанию, становится мученичеством. У автора Сказания и у самого Бориса в этом нет никаких сомнений. Но поскольку такие сомнения были у тогдашней иерархии Киевской Руси, византийской по происхождению, то свв. Бориса и Глеба прославили как страстотерпцев. Канонизация святых братьев положила начало новому чину святых – страстотерпцы: они убиты не за Христа, но в смерти своей следуют Христу и понимают ее, как следование Христу^[15].

Борис и Глеб не подняли меч ни для борьбы за власть, ни для защиты своей жизни, однако, очень скоро, практически сразу после гибели, они становятся покровителями русского воинства^[16] и предводителями небесного воинства наряду с архангелом и архистратигом Михаилом, святыми великомучениками Георгием Победоносцем и Димитрием Солунским. И в этом факте просвечивает одна яркая особенность отношения к воину в Древней Руси. Самое ценное в подвиге любого воина не победа над врагом и не победа любой ценой, а жертвенность, самопожертвование, готовность отдать свою жизнь «за други своя» (Ин.15:13). Ярослав четыре года боролся со Святополком Окаянным и победил его, отомстил за смерть братьев, получил от современников прозвание Мудрый, но не был причислен к лику святых, не стал святым^[17] (канонизирован он будет Синодом Украинской Православной Церкви МП лишь в 2004 г. как местночтимый святой). По указанной причине воинская повесть естественным образом смыкается с агиографией, в нее проникают жанровые приметы и словесные формулы жития, что было отмечено еще А.С. Орловым (см. Орлов 1902:37,40).

Военная тема в "Повести временных лет" интересна многими своими аспектами. Мы остановимся на трех: отношение к вражескому нашествию, к поражениям, к противнику; отношение к своей победе; заключение мира и крестоцелование. Летописец ищет взаимосвязь между событиями военной истории, поражениями и победами, но это не прагматическая, не временная причинно-следственная связь. Он находит объяснение смысла событий в другом измерении – не во времени, а в вечности. Видимое и невидимое для летописца неразрывно связаны. Человек (или народ) грешит, но грех его – это не просто нарушение человеческой морали, а нарушение божественной заповеди. Грех имеет метаморальный характер, любой грех умножает силу космического зла. Итак, человек грешит по попущению Божию, и ему посылается возмездие, наказание. К житейской, земной стороне события относится лишь следующее: когда, в чьем лице, насколько суровое, на какой срок и кому посылается наказание. Примеры такого объяснения событий в "Повести" довольно многочисленны, можно даже сказать, что это единственный вид объяснений. Например, в записи под 1068 годом о нашествии половцев читаем:

"Грехъ же ради нашихъ пусти Богъ на ны поганыя, и побегоша руськыи князи, и победиша половьци. Наводить бо Богъ, по гневу Своему иноплеменьникы на землю, и тако, скрушенымъ имъ, въспомянутся къ Богу; оусобная же рать бываеть от соблажненья дьяволя. Богъ бо не хощеть зла человекомъ, но блага; а дьяволъ радуется злому убiиству и крови пролитью, подвизая свары и зависти, братоненавиденье, клеветы. Земли же согрешивши которей любо, казнитъ Богъ смертью, ли гла­домъ, ли наведеньемъ поганыхъ, ли ведромъ, ли гусеницею, ли инеми казньми, аще ли покаявшеся будемъ..." (Повесть 1978:181).

Промыслительное значение события для летописца выявлено поражением, и, объясняя нашествие и победу, скажем, половцев, собственными грехами пострадавших русичей, он выступает лишь как свидетель явления воли Божией. Поэтому и выход из тяжелого положения летописец видит не в призыве князей к объединению, а в призыве к покаянию, как основе объединения. Грех совершен перед Богом, и наказание – от Бога. Значит, надо начинать не с борьбы против врага и не с объединения для этой борьбы, а с покаяния перед Богом и испрашивания прощения, с возвращения к Богу, с исполнения Его заповедей. Отсюда проистекает и довольно нейтральное и даже мягкое отношение к половцам, а позднее к монголам и татарам: не как к заклятым врагам (хотя они, конечно, "поганые", т.е. язычники), а как к "бичу Божию" (Повесть 1978:233 и др.). Внешняя причина бед – нападение половцев (татар); внутренняя – наши собственные грехи. Попытка устранения внешней причины – ложный путь, путь умножения зла и греха. Стремясь в данный момент силой освободиться от врага, человек показывает, что он не принимает наказания Божия, противится ему, идет против воли Божией, не желает пострадать за свои же грехи. Логика летописца такова: устрани внутреннюю причину и внешняя устранится Божиим произволением (Повесть 1978:181-183,233-235,241-243)^[18].

Неверно воспринимать наказание Божие, говорит летописец, как свидетельство ненависти Бога к согрешившему человеку. Опираясь на Священное Писание (см. Откр.3:19; Евр.12:6; Притч.3:12), летописец утверждает, что Бог наказывает того, кого любит. Наказывает, чтобы вернуть заблудшего на путь истинный. Страшно поэтому не наказание, ведь оно есть свидетельство внимания, попечения, заботы, промысла и более того – любви Божией, а страшна богооставленность (см. Повесть 1978:235).

Вторая особенность состоит в том, что, как и в былинах, русские князья, начиная с Владимира Великого, молятся перед походом, выбирают день, в который выступают в поход или на который наметили сражение, а после победного сражения воздвигают "обетный" храм. Так Владимир по обету воздвиг храм в честь Переображения Господня, поскольку после битвы спасся от превосходящих сил печенегов именно в этот день (Повесть 1978:141); так позже Мстислав, схватившись с касожским князем Редедею, дал обет Богородице в случае победы воздвигнуть храм в Ее имя и построил церковь в Тмутаракани (Повесть 1978:161). Или вот как говорится в записи под 1107 годом об обычаях князя Святополка Изяславича: "...И възвратишася (русскiи вои) всвояси съ победою великою. Святополкъ же приде въ Печерьскый манастырь на заутреню на Успенье Святыя Богородица... Такъ бо обычай имеяше Святополкъ: коли идяше на войну, или инамо, оли поклонивъся у гроба Феодосiева и молитву вземъ у игумена, то сущаго, то же идяше на путь свой" (Повесть 1978:274).

Третья тема – заключение мира между князьями и крестоцелование. Повесть очень эмоционально осуждает нарушение крестного целования. Приведем один пример из записи под 1068 годом: "Всеславъ же седе Кыеве. Се же Богъ яви силу крестную: понеже Изяславъ целовавъ крестъ и я и (и схватил его); темже наведе Богъ поганыя, сего же яве избави крестъ честный. Въ день бо Въздвиженья Всеславъ, вздохнувъ рече:

"О кресте честный!
Понеже къ тобе веровахъ,
избави мя от рва сего".
Богъ же показа силу крестную
на показанье земле Русьстей,
да не преступаютъ честнаго креста,
целовавше его;
аще ли преступить кто,
то и зде прiиметь казнь
и на придущемь веце
казнь вечную.
Понеже велика есть
сила крестная:
крестомъ бо побежени бывають
силы бесовьскыя,
крестъ бо княземъ
въ бранехъ пособить,
въ бранехъ крестомъ согражаеми
вернiи людье побежають
супостаты противныя,
крестъ бо вскоре избавляеть от напастiй
призывающимъ его съ верою.
Ничтоже ся боять беси,
токмо креста.
Аще бо бывають от бесъ мечтанья,
знаменавше лице крестомъ,
прогоними бывають"

(Повесть 1978:186).

Поводом для написания этого отрывка послужил конкретный факт избавления Всеслава из рук нарушившего крестоцелование Изяслава в день двунадесятого православного праздника – Воздвижения Честнаго и Животворящаго Креста Господня (так звучит полное название праздника). Нельзя не заметить поэтических достоинств этого отрывка и его особую ритмику, поэтому мы и записали его в столбик. Это настоящий гимн кресту: Бог являет силу креста, и через крест Бог являет Свою силу, крест – оружие против нечистой силы, крест ведет князей к победе в сражениях, он же охраняет ратников на поле битвы, верующие крестом побеждают любых противников, крест избавляет от всяких напастей, если с верою призывать его на помощь в молитве. Но все это, как подчеркивает летописец, действительно лишь в том случае, если человек верит в божественную силу креста и не нарушает крестоцелования. В противном случае преступившего крестное целование ждет наказание от Бога и в этой и в будущей жизни.

Ярослав Мудрый. Гравюра

Из жизнеописания князя Ярослава Мудрого кратко рассмотрим только один эпизод из времен его княжения в Новгороде. Варяги, дружинники Ярослава, "насилье творяху новгородцемъ и женамъ ихъ" (Повесть 1978:154), новгородцы же восстали и перебили их. Ярослав обманом пригласил новгородцев в село Ракомо и там коварно уничтожил их. Тут Ярослав узнал, что отец умер, что Святополк – в Киеве, что он убил их брата Бориса. Ярослав собрал "остатки" новгородцев. Они ему сказали: "Аще, княже, братья наша исечена суть, можемъ по тобе бороти" (Повесть 1978:156). К Ярославу пришли тысяча варягов и сорок тысяч "прочих воинов", а дальнейшее известно. Возможно, это одно из первых зафиксированных в древнерусской литературе столкновений между профессиональной "армией" и обществом. Вероятно, в то время были и другие случаи таких конфликтов, поскольку дружины – не только князя Ярослава – часто состояли из варягов. Характерно также, что "армия" представлена в данном случае наемниками-иностранцами.

Владимир Мономах (1053-1125) был воинственным князем. В своем "Поучении" (1117 г.) он сообщает, что совершил 83 больших похода против половцев, ляхов, против других князей, число же малых походов – не помнит^[19]. Он победил и посек около двухсот лучших половецких мужей, а примерно сто половецких князей взял в плен и отпустил. Но в заслугу себе князь ставит и перемирия, которые он заключал с врагами. Замечательно, что свои походы, свои ратные подвиги князь Владимир несколько раз называет трудом или трудами (Поучение 1978:403,409). Для него поход есть такой же необходимый труд, как и любое мирное занятие: выращивание хлеба или строительство жилья. Мало того, князь считает этот смертельно опасный труд своим главным делом и ставит себе в заслугу, что он "хрестьяныхъ людiй деля (для), колико бо сблюдъ по милости своей и по отчи молитве от всехъ бедъ" (Поучение 1978:392).

Владимир Мономах. Фрагмент барельефа Храма Христа Спасителя.

И другое, что бросается в глаза в Поучении: князь начинает и заканчивает его изложением христианской мудрости и завещает детям исполнять христианские заповеди. Владимир Мономах особо подчеркивает, не упоминая о других князьях-клятвопреступниках, что он не нарушал крестного целования (Поучение 1978:392)^[20]. И когда Мономах подробно рассказывает о своих "трудах", он не забывает подчеркнуть, что, например, он уступил своему родичу князю Олегу Чернигов, потому что "съжаливси хрестьяныхъ душь и селъ горящихъ и манастырь" (Поучение 1978:404). Владимир молится перед походом и во время похода, упоминает о церковном празднике, случившемся в день битвы или в день выступления в поход, он призывает святых на помощь в ратном деле, а после победы не забывает воздать хвалу и славу Господу, как например, после сражения на Белой Веже: "И Богъ ны поможе и Святая Богородица" (Поучение 1978:404). Своим покровителем князь Владимир считал св. Бориса: "Богъ и святый Борисъ не да имъ (половцам) мене вь користь" (Поучение 1978:405). И в конце Поучения князь на основе собственного опыта заверяет читателя, что в любом случае "Божiе блюденье леплее есть человечьскаго" (Поучение 1978:408). В заключение стоит упомянуть, что Владимир Мономах был не просто хорошим христианином, молитвенником, защитником вдов и сирот, согласно заповеди Христовой, но и глубоко церковным человеком, хорошо знавшим церковные службы: "...Церковнаго наряда и службы самъ есмъ призиралъ" (Поучение 1978:408)^[21].

Убиение св. Бориса. Клеймо иконы.

Эпоха междуусобиц, наступившая после княжения Владимира Мономаха, вносит в понимание воина и воинского подвига новые особенности и приметы. В памяти и литературе жива трагедия сыновей великого князя Владимира. Зачинатели междоусобных раздоров сравниваются прежде всего с братоубийцей Святополком Окаянным – они делают дело окаянное. В древнерусской литературе прослеживается четкое противопоставление князей на религиозном уровне: мирным князьям помогает Бог, окаянных "подстрекает" к этому сатана (Рассказ 1981:128,168). Жертвы княжеских междоусобиц становятся воинами Царя Небесного, они воспринимают от Бога мученические венцы, они предают души свои как агнцы непорочные. Сами убийцы приготовляют им Царство Небесное, а себе готовят вечную муку (Рассказ 1981:128). В таком понимании роли и посмертной участи князей слышны мотивы из "Сказания о Борисе и Глебе", а также напоминание о словах Христа: "И не убойтеся от убивающихъ тело, души же не могущихъ убити" (Мф.10:28).

Поражение новгород-северского князя в столкновении с половцами – «Слово о полку Игореве» – обычно объясняется неудачным стечением нескольких обстоятельств и, в частности, междуусобицей. Но прислушаемся к самому князю и посмотрим еще раз, по каким причинам он начинает поход: а) желает посмотреть синий Дон, б) хочет "копие приломити" на поле половецком, в) "испити шеломомь Дону", г) его воины ищут себе чести, а князю славы (Слово 1997:257). Здесь мы видим лишь удаль и готовность сложить голову в битве. С таким же настроением выступает в поход и буй-тур Всеволод. В словах киевского князя Святослава (а он цитирует Игоря или Всеволода) раскрывается и еще одна причина: князья хотели "похитить" победу киевского князя над половцами, одержанную в предыдущем году и в том же году ранней весной, а славу своей будущей победы "разделить между собой" (Слово 1997:263). Итак, у Игоря нет высокой цели, ради которой он совершает поход, и которая всегда бывает, например, у былинных богатырей или князя Владимира Мономаха. Поэтому одну из последних строк Слова можно понять как упрек Игорю. "Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя пълки!" – говорит автор; здравица возглашается здесь не вообще князьям, которые совершают военные походы, а тем, которые идут на битву за Христианство, за христиан против язычников. Можно думать, что она не относится к Игорю, поскольку он сражался не за Христианство, а кроме того, – не поборол "поганых". Итак, одна из причин поражения Игоря (и его трагедия) состоит в том, что он сражался не за веру, не за храмы, не за христиан, не за землю русскую^[22], а ради славы и удали.

Надо сказать, что в Ипатьевской и в Лаврентьевской летописях образ князя Игоря более привлекателен. В них ничего не говорится о похвальбе князя Игоря. После первой – временной – победы над половцами, одержанной до подхода основных сил противника, Игорь предлагает выступить в обратный путь, чтобы выиграть ночь. Когда другие князья не согласились с ним, он остался с ними, утром же, увидев бесчисленные половецкие полки, отказался ради спасения жизни ускакать с дружиной на конях и бросить пеших воинов, а в плен он попал, пытаясь вернуть бежавших с поля боя ковуев. В плену Игорь вспоминает междуусобные войны и во всем обвиняет себя, принимая это поражение как наказание Божие: "Помянухъ азъ грехы своя предъ Господомъ Богомъ моимъ, "ко много убiйство, кровопролитье створихъ въ земле крестьянстей, якоже бо азъ не пощадехъ хрестьянъ... Се возда ми Господь по безаконiю моему и по злобе моей, на мя и снидоша днесь греси мои на главу мою" (Библиотека 1997:4, 240)^[23]. Далее в летописи появляется мотив мученичества. Игорь продолжает: "Се ныне вижю другая мученiя веньца приемлюще, почто азъ единъ повиньный не прияхъ страсти (страдания) за вся си?" Игорь считает своих погибших воинов мучениками, а себя недостойным мученического венца. Понимание гибели в бою как мученичества проходит далее в древнерусской литературе устойчивым, даже настойчивым, мотивом. Отметим также, что, будучи в плену, Игорь вызвал из Руси священника, который совершал богослужения для него и его слуг. Перед побегом он молился перед иконой и крестом и взял их с собой в дорогу (Библиотека 1997:4,247).

Битва Новгородцев с Суздальцами (Чудо от иконы Богоматери Знамение). Икона Божией Матери Знамение, Новгород, 1-ая пол. XII в.

Особый интерес по причине своей взимосвязи с иконописью представляет "Слово о знаменiи Святыя Богородица въ лето 6677" . В Слове рассказывается об осаде войском св. Андрея Боголюбского Новгорода в 1170 году. Во время осады города на его стены была вынесена чудотворная икона Знамения Божией Матери. Когда же в нее полетели стрелы, икона повернулась в сторону города и из очей Богородицы потекли слезы. После этого суздальцы ослепли и начали биться между собой, новгородцы же вышли из-за крепостных стен и легко победили осаждавших (см. Сказание 1981:448)^[24]. На иконе "Чудо от иконы Знамение" (посл. четв. XV в., ГТГ) в нижней части иконы впереди новгородского войска, выступающего из ворот изображены св. вмч. Георгий и свв. Борис и Глеб. Их легко узнать по нимбам и традиционной иконографии. На другой более ранней иконе с таким сюжетом (60-е годы XV в., Новгородский музей) впереди войска осажденных написаны св. вмч. Георгий, свв. Борис и Глеб, а также св. Александр Невский^[25]; в небе же навстречу головному отряду суздальцев летит Ангел с поднятым мечом; в нем можно видеть архангела Михаила (Новгородская 1981:103,123)^[26]. Итак, покровители русского воинства из литературы переходят на иконы.

Взаимосвязь ратного дела с помощью Божией или, точнее, тщета и бесплодность военного искусства без помощи Божией ясно показана в житии св. блгв. кн. Александра Невского. Перед началом выступления в поход против шведов он идет в церковь Св. Софии для молитвы и благословения (Житие 1981:428). Как и Владимир Мономах, св. Александр "имеяше веру велику къ святыма мученикома Борису и Глебу" (Житие 1981:428). И это замечание автора жития предваряет описание видения, которого удостоился Пелугий, во святом крещении Филипп. Старейшина увидел Бориса и Глеба в красных плащах, как мучеников (так, как они изображаются и на иконах), спешащих помочь в ратном деле своему "сроднику" Александру (Житие 1981:430)^[27].

Кроме того, св. князю помогали и ангелы. После победы на другом берегу Ижоры, где не было новгородской дружины, обнаружили много побитого шведского войска. И тогда вспомнил автор жития, что так уже было во времена царя Езекии: ассирийский царь Сеннахирим окружил Иерусалим, но внезапно явился Ангел Господень и побил 185 тысяч из войска ассирийского (см.Ис.33:36-38). То же случилось и в битве на Неве. Господь помог правым и наказал напавших (Житие 1981:432). Здесь можно также отметить, что косвенно Новгород сравнивается с Иерусалимом. Также и на Чудском озере – как рассказывал автору жития очевидец – виден был "полкъ Божiй на воздусе", пришедший на помощь Александру (Житие 1981:434). Автор жития много говорит о доблести, силе, военном искусстве св. Александра, но не забывает подчеркнуть, что все это дар Божий, а его победы – следствие помощи и покровительства Господня.

В рамках нашей темы житие св. Александра Невского интересно еще одной деталью. При описании битвы на Неве впервые в древнерусской литературе называются по именам «шесть мужей храбрых», особо отличившихся в битве, говорится об их должностях при князе и происхождении, об их подвиге во время сражения. Так некоторые из простых безвестных героев русской истории обретают свое имя, свое лицо, свой образ.

Икона благоверного князя Александра Невского. Архимандрит Зинон. Князь Довмонт

Как и Владимир Мономах, князь Александр предпочитал войне перемирие; и в мирное время он воздвигал храмы, отстраивал заново сожженные города, собирал разбежавшийся или разогнанный люд. Он был искусен в военном деле, но никогда не делал его своей профессией, как например, ранее Святослав. Наконец, отметим, что Александр перед смертью принял монашеский постриг с именем Алексий, поэтому существует два основных иконографических образа благоверного князя: в княжеском одеянии и в схимническом.

В некотором смысле преемником св. Александра Невского становится св. Довмонт-Тимофей (1266-1299), хотя его деятельность и военные подвиги носят другой, более местный характер. В "Сказании о благоверном князе Довмонте и о храбрости его" подчеркивается его преемственность по отношению к св. Александру Невскому и родство с ним: он был женат на дочери сына Александра – Димитрия. По происхождению Довмонт был литовцем. Из Литвы он бежал в Псков. Крестился он в храме Пресвятой Троицы – соборном храме Пскова. Все его победы объясняются помощью Пресвятой Троицы и желанием Довмонта "постоять за дом Святой Троицы". На трех с половиной страницах Сказания храм Пресвятой Троицы упоминается 14 раз. Если Довмонт объединяется с новгородцами, то побеждает с помощью Святой Троицы и Святой Софии, поскольку именно ей посвящен соборный храм Новгорода. В Сказании часто упоминаются имена святых, на день памяти которых выдалось сражение (что мы уже видели в Поучении Владимира Мономаха): св. вмч. Георгий упоминается три раза, св. муч. Леонтий – также трижды, называются св. мч. Феодор Стратилат, св. мц. Иулиания. Победа объясняется не только помощью Пресвятой Троицы, но покровительством того святого, церковная служба которому совершалась в тот день. Так же как и Новгород, Псков в Сказании косвенно сравнивается с Иерусалимом (Сказание 1981а:57).

Монголо-татарское нашествие, естественно, вносит несколько новых моментов в понимание происхождения войн, в понимание необходимости и сущности защиты Отечества, в понимание воинского подвига. А.С. Орлов в известной работе о произведениях этого жанра писал: "В истории развития воинских повестей большую роль играло монгло-татарское нашествие; оно было причиной усиления религиозной стихии, зачатки образов которой были даны сказаниями^[28], посвященными борьбе со старыми безбожными врагами Руси – половцами" (Орлов 1902:32). Вот некоторые особенности изображения нашествия в Лаврентьевской и Тверской летописях. Нашествие врагов понимается антиномично: это кара Божия за гордость, высокомерие русских князей и грехи народа^[29], но вместе с тем это свидетельство любви Божией. Летописец напоминает, что "Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает" (Евр.12:6; ср.Притч.3:12; Откр.3:19)^[30]. Наказание выразилось через нашествие татар, но случилось это по нашей вине^[31]. Любовь же Божия проявилась в том, что Он, посылая страдания, призывает к покаянию, дает возможность очиститься от грехов, омыться кровью и вернуться к Богу, войти в Царствие Небесное.

В описании нашествия летописец всегда отмечает, что напавшие много церквей и монастырей разрушили, что князья выступают против татар "за веру христианскую" (Летописные 1981:136). Как ранее Киев, Новгород и Псков, так теперь Владимир Залесский сравнивается с Иерусалимом (Летописные 1981:138). Очень заметно и сильно звучит мотив очищения грехов собственной кровью. Св. Георгий Владимирский совершил трагическую ошибку, но, что очень важно, он омылся от грехов своей кровью в сражении с врагами на реке Сити (Летописные 1981:146). Василько Ростовский, попав в плен, отказывается принять веру и обычаи татар и также смывает кровью свои грехи: "Сего бо блаженаго князя Василка спричте Богъ смерти подобно Андрееве (Боголюбского – В.Л.); кровью мученичьскою омывъся прегрешенiй своихъ съ братомъ и отцомъ Георгiемъ съ великимъ княземъ" (Летописные 1981:144,167). Приезжающий на поклон к Батыю в 1246 году небезупречный по человеческим меркам князь Михаил Черниговский (ранее, в начале нашествия Батыя на Киевскую Русь, он бежал в Венгрию) вместе со своим боярином Феодором не исполняет языческий обряд и, смыв свои грехи кровью, становится святым (Летописные 1981:228-235). Летописец помнит сам, напоминает читателю и потомкам слова апостола Павла: "И отнюдъ кровiю вся очищаются по закону, и безъ кровопролитiя не бываетъ оставленiе" (Евр.9:22).

Другой сходный мотив – пострижение в монахи. Перед решающим сражением с татарами многие защитники Владимира постригаются в монахи: князья и княгини, благочестивые мужи и жены (Летописные 1981:164). Принятие монашества, по православным представлениям, есть второе крещение, а крещение является омытием и прощением грехов. Таким образом, пострижение по своему содержанию и цели соответствует омытию грехов кровью (в житиях святых мучеников многократно говорится, что они крестились собственной кровью).

"Повесть о разорении Рязани Батыем" продолжает летописные темы и совпадает с ними в понимании сути происходящего. Русские полки бьются мужественно, "да противу гневу Божiю хто постоитъ" (Повесть 1981б:189). Мысль, заложенная в повести, проста: русское воинство не уступает татарам ни в воинском искусстве, ни в храбрости, ни даже иногда в числе, но проигрывает одно столкновение за другим, потому что гнев Божий нашел на Русь. "И сiа вся наиде грехъ ради нашихъ", – подчеркивает автор повести (Повесть 1981б:189,191,195). Другое, что особо отмечается в Повести, это разорение храмов Божиих и пролитие крови в алтарях святых церквей. Автор утверждает, что татары хотят "Рускую землю попленити, и веру християнскую искоренити, и церкви Божiи и до основанiа разорити" (Повесть 1981б:191). Итак, под угрозой – земля, вера, храмы.

Очень сильно звучат названные мотивы в Словах свт. Серапиона Владимирского. Постоянная мысль святителя: мы пострадали за свои грехи; не надо винить в этом ни татар, ни Бога; Бог наказывает того, кого любит, а татары лишь бич Божий; надо покаяться в грехах и начать по-христиански жить; если Бог не простит и не поможет, то никто не поможет; сопротивляться сейчас жестокому народу, под игом которого находимся, значит идти против Бога, против гнева Его и ниспосланного Им наказания. Покаемся, призывает святитель, – и Бог освободит нас от ига (Слова 1981:440-448).

В "Слове о Меркурии Смоленском", с одной стороны, воскрешается русский былинный герой, а с другой – христианский мученик из жития свт. Василия Великого, когда по его молитвам св. мч. Меркурий побил войско Юлиана-отступника, хотевшего захватить Кесарию. Содержание Слова (по одной из редакций) вкратце таково. Когда к Смоленску подступили татары^[32], пономарю Печерской церкви города является Богородица и повелевает позвать Меркурия. Меркурий, войдя в храм, видит Богородицу с Младенцем на золотом престоле. Она посылает его против Батыя. Богородица повелевает ему защитить город, а после победы отдать оружие прекрасному воину, который должен отсечь голову Меркурию. Смоленский богатырь в одиночку побеждает татар, прекрасный воин отсекает ему голову; Меркурий берет голову в руку, а в другую – повод коня и входит в город. Какая-то девушка, видя это, ругает его; тогда он ложится на землю, а конь исчезает. Три дня не могут отнести тело Меркурия в церковь. Но затем смоленский архиепископ видит, как из храма выходят Богородица, архангелы Михаил и Гавриил, переносят тело Меркурия в храм и кладут в гробницу (Слово 1981:204-208). В этом сказании обращают на себя внимание следующие необычные мотивы и детали: Меркурий Смоленский побеждает только силой и помощью Божией (о его храбрости, военном умении ничего не говорится); Меркурий часто молится Кресту Господню, и здесь можно увидеть мотив совмещения и отождествления креста и меча, как оружия и орудия победы не просто над врагом, а над врагом Христианства; Меркурий погибает не от руки врагов, а от посланного Богородицей прекрасного воина (либо св. Меркурия Кесарийского, либо св. архангела Михаила); он герой и освободитель города, он спаситель святых церквей и веры христианской, но на нем лежит кровь убитых людей, хотя они "басурмане", "поганые", и Меркурий смывает ее своей кровью; победитель добровольно отдает свою жизнь, погибает как мученик, через отсечение главы^[33].

Христианское понимание войны и воинского дела очень сильно выражено в цикле произведений, посвященных Куликовской битве. В "Летописной повести о побоище на Дону" звучит на первый взгляд незаметный, но очень важный и новый мотив: долго длилось наказание Божие для Руси, но вот захотел Бог освободить род христианский молитвами Богородицы, пришло время Руси освободиться от ига. Сам Господь милостиво взглянул на христиан, осмелившихся встать за Христианство (Повести 1959:234). Христианские мотивы в Повести при описании ратного дела часто выходят на первый план. Как говорится в повести, "видеша бо вернiи, "ко въ 9 часъ бьющеся, ангели помагаютъ крестьяномъ и святыхъ мученикъ полкъ, воина Георгiя и славнаго Дмитрiя и великихъ князей тезоименитыхъ Бориса и Глеба, въ нихъ же бе воевода свершеннаго полка небесныхъ вой архистратигъ Михаилъ. Двои воеводы видеша полци, тресолнечный полкъ и пламенныя ихъ стрелы" (Повести 1959:36). Здесь мы видим, как утверждается собор небесных покровителей русского воинства. Он почти точно совпадает с иконой "Чудо от иконы Знамение". А на последних трех страницах Повести восемь раз упоминается христианский Бог, христианская вера, христианское оружие, христолюбие и помощь святых.

Еще более насыщена христианскими мотивами основная редакция "Сказания о Мамаевом побоище". Услышав о нашествии Мамая^[34], князь Димитрий сначала молится перед своей домашней иконой: "И ставъ предъ святою іконою Господня образа, яже въ зглавiи его стояще и, падъ на колену свою, нача молитися" (Повести 1959:47). Еще до начала сражения он хочет пострадать за веру Христову, при этом пострадать даже до смерти (Повести 1959:251,298). Общеизвестен факт поездки князя в монастырь: Димитрий "поеде къ Жывоначальной Троици на поклонъ къ отцу своему преподобному старцу Сергiю благословенiа получити от святыа тоа обители" (Повести 1959:251). Прп. Сергий призывает князя на Литургию, дает ему освященную просфору, окропляет князя и приближенных его святой водой, а инокам Пересвету и Ослябе дает оружие нетленное – крест (здесь опять возникает мотив контаминации креста и меча при защите Христианства). Возвратясь в Москву, великий князь молится в Успенском соборе сначала перед иконой Спасителя, потом перед иконой Владимирской Богоматери^[35] и у раки с мощами свт. Петра Московского чудотворца (Повести 1959:253,300). В Архангельском соборе князь взывает к Богу перед иконой архангела Михаила (Повести 1959:254,301). Будучи уже на Непрядве князь и воеводы "взьехавъ на высоко место и увидевъ образы святыхъ, иже суть въображени въ христiаньскыхъ знаменiихъ, акы некiи светильници солнечнiи светящеся въ время ведра" (Повести 1959:62). Там князь слез со своего коня и "паде на колени свои прямо великому пълку чернаго знаменiа, на немъ же въображенъ образъ Владыкы Господа нашего Исуса Христа" и начал молиться (Повести 1959:264,312; ср.188). Князь Дмитрий многократно призывает на помощь свв. Бориса и Глеба (Повести 1959:265,272,273,305,314,321,323,328,329), а перед самым сражением он молится перед крестом (Повести 1959:267). Очень показательно, что князь Дмитрий сравнивается с Константином Великим, с царем Давидом, с Александром Македонским, с Гедеоном (Повести 1959:263). Если в других произведениях цикла князь призывает умереть за Христианство, за святые церквии, то здесь на первое место выходит князь, и его соратники говорят, что они готовы головы свои положить "за тебе, Государя, и за святыа церкви и за провославъное христiанство" (Повести 1959:67). И далее в Повести соратники князя готовы смертью умереть "за святую веру христианскую", они кладут головы "за святые церкви и за православное христианство" (Повести 1959:269,274). А при возвращении с битвы уцелевшие воины поют псалмы, а также тропари мученикам и богородичны.

В "Сказании о Мамаевом побоище" (по Забелинскому списку) упоминается св. мч. Меркурий Кесарийский, при этом подразумевается, вероятно, и покровительство Меркурия Смоленского (Повести 1959:295-296,327). Здесь воспроизводится мотив из жития свв. Бориса и Глеба; Дмитрий говорит: "Аще кто постражетъ ся (святой веры) ради, то во ономъ веце у Бога со святыми будетъ" (Повести 1959:174). Прп. Сергий предсказывает князю, что венцы многие плетутся русским воинам, но князь еще не будет венец смертный носить (Повести 1959:299). В Сказании упоминается покровительство свт. Петра Московского и прп. Сергия (Повести 1959:315,323). Князь Владимир Андреевич говорит Дмитрию: воины готовы головы свои сложить "за святыя церкви и за православнuю веру и за твою великую обиду" (Повести 1959:174). И сам князь Дмитрий свидетельствует митрополиту Киприану, что он пострадал "за святыя церкви и за веру православную, и за землю Рускую и за свою великую обиду" (Повести 1959:204).

Духовный стих "Дмитрий Донской" усиливает мотив гибели воина в сражении как мученичества. Перед смертью Дмитрию Донскому было видение в Успенском соборе: Богородица с апостолом Петром отпевает на Куликовом поле погибших и говорит:

Не в своем Дмитрей-князь месте,
Предводить ему лики мучеников,
А его княгине в моем стаде

(Стихи 1991:251).

Так князь понял, что приближается его кончина. Жена его Евдокия, как известно, после смерти мужа основала Вознесенский монастырь в Кремле, в котором позже и постриглась. Итак, если князь Димитрий – предводитель мучеников, то все воины, умершие за христианскую веру, – мученики^[36].

Общие наблюдения над циклом произведений о Куликовской битве можно свести к следующим. В цикле очень заметно желание представить князя Димитрия мучеником, хотя он остался жив. Умер же он через несколько лет: согласно летописным данным и "Слову о житии" от тяжелой болезни, согласно преданию – от ран, полученных на Куликовом поле^[37]. В жизни и главном деле князя Дмитрия особенно велика роль иконы: а) перед битвой он молится перед иконой, стоящей в изголовье, б) затем молится перед иконой Спаса в Успенском соборе, в) приносит молитву иконе Владимирской Богоматери в Успенском соборе, г) иконе Архангела Михаила в Архангельском соборе, д) он молится перед иконой в монастыре прп. Сергия, е) по пути на Куликово поле ему является икона свт. Николая Чудотворца^[38], ж) позже он падает на колени перед иконой, вышитой на стяге, перед самым началом сражения, з) иконы Богоматери (Владимирской и Донской) присутствуют на поле Куликовом, и) народ и священство провожают на битву и встречают в Москве князя Дмитрия "с иконами чудотворными", к) по возвращении с Куликова поля он идет поклониться иконе архангела Михаила, затем иконе Успения Богородицы, потом иконе Владимирской Богоматери, а на месте обретения иконы свт. Николая основывает Николо-Угрешский монастырь, куда и помещается чудотворная икона^[39].

Нельзя не заметить, что все главные события Куликовской битвы связаны с православными праздниками: выход из Москвы с таким расчетом, чтобы быть в Коломне на Успение, сама битва – на Рождество Богородицы, переправа через Дон по пути домой на Воздвижение (опять мотив контаминации креста и меча), прибытие в Москву на Покров Пресвятой Богородицы. Итак, этот период включает в себя три богородичных праздника (два великих – Успение и Рождество, а также Покров, но к ним – между Рождеством Богородицы и Покровом – присоединяется и покровительствует русскому воинству двунадесятый праздник Воздвижения Креста Господня^[40].

Великий князь Дмитрий Иванович был причислен к лику святых очень поздно – лишь в 1988 году. Всего же причислено к лику святых около пятидесяти князей и княгинь, как домонгольского периода, так периода междоусобицы и последовавшего затем ига; причем большая часть святых князей приходится именно на период ига. В Православной Церкви есть особый чин "благоверных царей и цариц". В Византии это были цари, которые в эпоху Вселенских соборов вставали на защиту Православия от ересей (созывали церковные Соборы). В этих канонизациях явственно видно проявление идеи теократии. Благоверный же князь на Руси, хотя он прославлялся в одном чине с греческими благоверными царями, представляет собой совсем другое церковное и духовное явление^[41]. Там защита Церкви и Православия сверху, здесь – защита-служение, и даже преимущественно служение, самопожертвование, пролитие крови, "труды", как выразился Владимир Мономах. И когда великий князь постепенно превращается в царя-самодержца, идея служения вытесняется идеей теократии. Княжеская святость кончается, пишет Г.П. Федотов, когда византийский идеал власти вместе с царским титулом переносится в Россию (Федотов 1985:73).

Г.П.Федотов справедливо замечает, что неверно утверждать, будто Церковь канонизирует только или преимущественно военные или политические заслуги. Общеизвестны большие, даже выдающиеся заслуги Владимира Мономаха и Ивана Калиты, но их имен нет в ряду святых князей, а Ярослав Мудрый и Дмитрий Донской, как уже говорилось, канонизированы соответственно только в 2004 и в 1988 гг. Да и то, Ярослав прославлен лишь местно. С другой стороны, Муром дал святых князей, которые неизвестны русским летописцам. Из московских князей канонизирован только Даниил Московский и только в XVII веке, и тоже для местного почитания в построенном им Даниловом монастыре. Но канонизированы соперники или противники возвышения Москвы (например, св. блгв. кн. Михаил Тверской). Когда речь идет именно о канонизации князей нередко встречаются попытки чисто политического объяснения той или иной канонизации. И все же, не отрицая наличия и политических мотивов в той или иной канонизации, следует согласиться с одним наблюдением Федотова: Церковь смотрит часто не на результаты, а на намерения и канонизирует даже политических и военных неудачников^[42]. В древнерусском понимании, главный смысл княжеской власти состоит в искреннем общественном служении, завершившемся, как правило, жертвенной смертью.

Из каких черт складывается образ идеального князя, его словесная икона? – На первом месте стоят христианские добродетели – христолюбие и братолюбие; на втором – благообразная внешность^[43] (князья сравниваются с библейскими царями Давидом и Соломоном, с Иосифом Прекрасным); на третьем – воинские достоинства: грозны, сильны, сверх меры храбры, ратному делу искусны; мужественный ум имели, врагам в сражениях страшными являлись, многих супостатов, поднимавшихся на них, побеждали и во всех странах имена свои прославили (здесь встречаются сравнения с ветхозаветными героями Самсоном, Иисусом Навином^[44], Гедеоном или с Александром Македонским, римским полководцем Веспасианом); и лишь на четвертом – "труды" и победы за правую веру: с погаными (язычниками) часто бились за святые церкви и православную веру, отчину свою от врагов Христианства "безленостно" и неустанно оберегали (Сказание 1978:302; Похвала 1981:200-202; Житие 1981:426 и др.).

Заметное место в истории Руси принадлежит "стоянию на Угре", которое произошло ровно через сто лет после Куликовской битвы. В своем "Послании на Угру" архиепископ Ростовский Вассиан Рыло (1467-1481) несколько раз призывает Ивана III постоять за православное христианство и за свое отечество (Послание 1982:522)^[45]. Как ранее Мамай, так теперь хан Ахмат обвиняется в стремлении "до конца разорити Христiанство" (Послание 1982:524). Поэтому великий князь и войско – не просто воины, но воины Христовы, и отказ от борьбы был бы предательством Христианства (Послание 1982:526). Народ, пишет святитель Вассиан, есть духовное стадо словесных овец, врученное царю Богом, и он отвечает за них перед Богом. Великий князь без всякого сомнения, как истинный пастырь, должен выступить против врага, обязан последовать примеру своих предков и сродников – князей Игоря, Святослава, равноапостольного Владимира и Владимира Мономаха. Особенно подробно Вассиан говорит о подвиге великого князя Димитрия Донского и его войска, несколько раз называя и подчеркивая мученический характер их подвига: они погибли за исповедание веры Христовой и за церкви, а потому "наравне с древними (первыми) мучениками венцы приняли" (Послание 1982:528,530).

В "Повести о стоянии на Угре" победа русского войска объясняется как явное чудо помощи Божией, покровительства Богородицы и всех святых. Автор Повести, признавая ценность и величие победы, делает важную оговорку: «...Да не похвалятся своимъ безумiемъ несмысленiи, глаголюще: "Мы своимъ оружiемъ избавихомъ Русскую землю", но дадятъ славу Богу и Пречистей Его Матери Богородицы, Той бо спасе...» (Повесть 1982а:518). Древнерусский книжник предостерегает современников и потомков: нельзя приписывать победы только себе, своей храбрости или военному искусству, чтобы Господь не наказал Русь, как наказал турецким владычеством многие народы.

О военном деле много и подробно рассказывается в "Казанской истории" (1564-1565). Перед походом на Казань Иван Грозный к ополчению, собранному из разных земель, "прибавляет" специально обученных "огненныхъ стрелцовъ много, и ратному делу гораздо изученныхъ, и главъ своихъ не щадящихъ въ нужное время" (Казанская 1985:363). Непосредственно перед выступлением он устраивает военный смотр войскам (Казанская 1985:449-452). В Истории подробно рассказывается о численности и распределении обязанностей среди князей и воевод, командовавших отрядами, о численности тех или иных полков, о их вооружении, национальности и расположении в походе и во время осады (передовой полк, матица, полки правой и левой руки, сторожевой полк), о переходах и привалах, о переправах через реки и т.д. Так же подробно описывается и сама осада, ее приемы в разное время, а также военные и инженерные хитрости.

В Истории говорится и об особенностях военного искусства противника: "учени бо суть измаилтяне от начала своего бранемъ, учатся от младенства сицевымъ, потому же и сурови, и безстрашни, и усерды намъ бываху, смиреннымъ. От праотецъ своихъ благословени быша – от Исава и от Исмаила прегордаго – питатися оружiемъ своимъ; мы есмя – от кроткаго и смиреннаго изыдохомъ праотца нашего Iякова, тамъ силно не можемъ противитися и много смиряемся предъ ними, и яко Iяковъ предъ Исавомъ, и побеждаемъ ихъ оружiемъ крестнымъ, той бо есть намъ во бранехъ победа и утверженiе на противныя наша" (Казанская 1985:365;ср.443). Итак, автор Истории подчеркивает, что одной из причин побед "казанцев" является их профессионализм: они с детства готовят себя к ратному делу, а с другой стороны, – только этим и добывают себе пропитание. Как бы в ответ на это царь и создает профессиональные отряды стрельцов-пищальников.

При осаде Казани игумен Троице-Сергиева монастыря присылает к Ивану Грозному двух иноков (аналогия – Пересвет и Ослябя, посланные прп. Сергием со св. блгв. кн. Димитирием Донским на Куликово поле). Иноки принесли две иконы: Пресвятой Троицы и Явления Божией Матери прп. Сергию с апостолами Петром и Иоанном. В своей молитве перед иконами Иван Грозный просит помощи у прп. Сергия и вспоминает великого князя Димитрия Донского (Казанская 1985:495). И тогда произошло чудо: как осаждавшие (во сне), так и защитники города видели, как прп. Сергий ходил по городу, осеняя его крестом и подметая улицы и площади. Здесь мы видим тот же мотив: прп. Сергий выметает "басурманство" и готовит город к принятию Христианства. В то же время одному тяжело раненому боярину было видение: святитель Николай с апостолами молились Богу, чтобы Господь освятил город, и в него вселились православные люди. И другому боярину явился свт. Николай и повелел на праздник Порова Богородицы идти на штурм города. Так особенно почитавшийся на Руси святой сам назначил день штурма.

В Истории особенно часто упоминается крест Христов: крестное оружие упоминается в вышеприведенной цитате; крестом благословляет Ивана Грозного митрополит Макарий ("и даетъ ему вместо видимаго оружiя невидимое оружiе – крестъ Христовъ"); Иван Грозный входит в Казань с крестом и молится перед ним со слезами; неоднократно говорится, что русские побеждают или крестом, или оружием креста, или крестным оружием (Казанская 1985:365,535,457 и др.). В этих выражениях опять повторяется мотив контаминации креста и меча, который вошел в православную литературу со времен царя Константина Великого, в житии которого впервые возникает эта контаминация, хотя в переносном смысле крест называли оружием еще в раннехристианские времена.

Икона «Благословенно воинство Небесного Царя» (Церковь воинствующая). 1560 г.

Сразу же после Казанского похода в 50-е годы была написана уникальная икона "Благословенно воинство небесного Царя", которую иногда называют неправильно "Церковь воинствую­щая". Она находилась в Успенском соборе возле царского места – Мономахова трона. Необычны ее тема, ее композиция, ее размеры: ширина иконы почти в три раза превышает высоту (1,44x3,96 метра)^[46]. Мы отметим только две особенности. Первая связана с названием иконы. Оно представляет собой стихиру на стиховне пятого гласа на утрени понедельника: "Благословено воинство небеснаго Царя: аще бо и земнороднiи беша страстотерпцы, но аггельское достоинство потщашеся достигнути, о телесехъ нерадиша, и страданьми безплотныхъ сподобишася чести. Темже молитвами ихъ Господи, низпосли намъ велiю милость" (Октоих 1962:27 об.). Идея стихиры состоит в том, что мученики не думали о своем земном теле, и, пострадав, приняв смерть, они из воинства земного перешли в воинство небесного Царя, т.е. в ангельский чин. Как видим, дорогая для древнерусской книжности идея воинского подвига как мученичества берет свое начало в богослужении: вначале погибшие воины приравниваются к мученикам, а затем мученики к ангелам. Причем эта идея не раз проводится в воинских повестях и летописях, вслед за тем в новосоставленных службах святым, а также, как свидетельствует этот образ, – в иконописи.

Вторая особенность связана с составом персонажей. На иконе изображено шествие воинов из горящей Казани (земного града) в град небесный – Горний Иерусалим, где их встречает Пресвятая Богородица с Младенцем на руках. Младенец Христос держит на вытянутых руках мученические венцы. Ангелы берут их и увенчивают прибывающих воинов. Воинство разделено на три ряда^[47]. Впереди возле Небесного Иерусалима, обернувшись назад, как бы призывая всех следовать за собой, скачет св. Архангел Михаил. За ним с алым стягом и в алом плаще, также обернувшись, скачет, как полагает большинство исследователей, Иван Грозный (см. Подобедова 1972:25). В самом центре иконы позади Ивана Грозного на черном коне возвышается самая крупная на иконе фигура (она больше и Богородицы, и Архангела Михаила), с большим крестом в руках. Общепринятая точка зрения состоит в том, что это Владимир Мономах, поскольку Иван Грозный называл его первым русским царем, а себя считал его преемником и наследником его царских регалий. Но, например, Э.С. Смирнова полагает, что это, возможно, св. равноапостольный Константин (Смирнова 1988:302). Мы также склонны считать центральную фигуру царем Константином. В руках он держит большой крест, а мы уже показали, какую большую роль играет крест в "Казанской истории". За царем Константином следуют св. равноапостольный Владимир с сыновьями Борисом и Глебом. Во главе верхнего ряда св. Димитрий Донской и его покровитель св. вмч. Димитрий Солунский. Во главе нижнего войска – св. Александр Невский и св. вмч. Георгий Победоносец. На иконе в верхнем и нижнем рядах изображены также св. вмч. Феодор Стратилат, св. мч. Андрей Стратилат, св. мч. Михаил Черниговский, св. блгв. кн. Михаил Тверской, св. блгв. кн. Всеволод-Гавриил Псковский, св. блгв. кн. Довмонт-Тимофей Псковский, свв. князья Феодор, Давид и Константин Ярославские и другие святые князья-воины (Подобедова 1972:25-26; Смирнова 1988:175-179, 302-303).

Все перечисленные покровители русского воинства названы и в Послании под Казань свт. Макария^[48]. Здесь икона и книжность находятся в полном согласии. Но Послание свт. Макария и икона лишь завершают формирование собора покровителей русского воинства, завершают, а не открывают. Начало же его формирования следует отнести ко времени крещения Руси, а собственно русского собора святых воинов – ко времени убийства свв. Бориса и Глеба. Общие же контуры, как мы видели, вполне определены в Куликовском цикле произведений.

Еще одно произведение с воинской тематикой – "Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков" – переносит нас на несколько десятков лет вперед. Она написана Василием – "художествомъ зографа", т.е. иконописцем, и, может быть, поэтому икона занимает в Повести немалое место. Мы отметим только несколько особенностей Повести в ракурсе нашей темы.

Царь Иоанн Васильевич. Парсуна XVI в.

Иван Грозный выступает в Повести уже как хранитель Православия: он первопрестольный христианский царь, который поставлен от Бога на все четыре конца вселенной, он хранит православную веру и повелевает другим твердо держать ее и хранить (Повесть 1986а:400).

Перед походом 1577 года Иван Грозный поклоняется псковским святыням: когда он прибывает в Псков, то приходит в главный Троицкий собор и поклоняется иконам Пресвятой Троицы: "И припадаетъ со слезами предъ святымъ образомъ Живоначальней Троицы"; в Псково-Печерском монастыре прикладывается к иконе Успения Божией Матери: "Приходитъ (он) предъ чюдотворную ікону Пречистыя Богородицы, слезы же многи проливаетъ предъ святымъ Ея образомъ". После победы в Лифляндии он возвращается в Псков и опять поклоняется тем же иконам: "…По чюдотворнымъ іконамъ знаменавшися и многiя обуты святымъ местомъ и чюдотворнымъ и святымъ іконамъ воздати обещавшеся" (Повесть 1986а:404).

Как рассказывает царю Иван Петрович Шуйский, псковитяне готовы умереть "за Бога, и за своего Государя, и за его государевы дети, и за православную Христову веру, и за своя домы и жены и детей" (Повесть 1986а:414)^[49]. Сами псковитяне несколько раз подтверждают, что они готовы умереть за святую христову веру, за православного Государя, за его государевых детей, наших Государей (Повесть 1986а:452,459 и др.). Псковитяне призывают на помощь Пресвятую Троицу, Богородицу, всех святых (но особенно псковских) и архангела Михаила.

Икона благоверного князя Всеволода-Гавриила Псковского

Псковитяне совершают крестный ход вокруг города с чудотворными иконами и мощами св. блгв. кн. Всеволода-Гавриила, внука Владимира Мономаха и небесного покровителя Пскова (Повесть 1986а:426). Позже крестные ходы с иконами совершаются также в места наибольшей опасности, причем иногда трижды в неделю (Повесть 1986а:432,460). Когда образовался большой пролом возле Покровской башни, туда был крестный ход с чудотворной иконой Успения Богоматери из Печерского монастыря (она тогда стояла в Троицком соборе города).[2] Принесение иконы сравнивается в Повести с перенесением чудотворной иконы Владимирской Богоматери из Владимира в Москву в 1395 году во время нашествия Тамерлана. После принесения святынь, "ко от лица милости святыхъ іконъ", примчались на конях не обычные воины, а Христовы воины, они всех сбросили со стен и изгнали из проломов. Случилось это в пятницу, в праздник Рождества Богородицы (Повесть 1986а:446-450).[3] Особое место занимает в Повести эпизод с иконой св. вмч. Димитрия. Его икона находилась в Троицком соборе. И вот однажды, когда, как обычно, псковитяне вышли крестным ходом с иконами и совершали молебен возде Покровской башни, "литовские гайдуки" начали метать камни в крепость и "удариша же великимъ каменемъ о чюдотворный образъ, принесенiй от Живоначальныя Троицы, великаго страстотерпца Христова и победоносца, великаго мученика Дмитрiя Селuнскаго корсунскаго греческагу письма, во ополченный на немъ злаченый доспехъ, и вырозиша у доспеха великое мусто во чрево, повыше пояса, противъ праваго рама, и левкасъ до доски" (Повесть 1986а:460).[4] Псковитяне взмолились к великомученику об отмщении за надругательство над святым образом, и именно в тот день защитникам города было открыто, где ведутся подкопы под стены города. Итак, в Повести повторяются многие характерные мотивы, которые встречаются в воинских повестях предыдущего периода. О военных хитростях говорится немного: войско Стефана Батория пыталось подрубить одну из стен крепости, чтобы обрушить ее, а также готовило подкоп. Повести о Смутном времени вносят новые мотивы в особенности изображения воинов и воинства. Прежде всего следует отметить рождение публицистического стиля с военно-патриотическим и военно-политическим уклоном; в частности в литературе встречаются прямые призывы к восстанию против польско-литовского засилья. В изображении военных событий Смутного времени все заметнее становится роль автора. Это уже не автор-летописец, беспристрастный наблюдатель, а автор-участник, причем участник активный. Поэтому подчас он стремится подчеркнуть свою роль в описываемых событиях, а иногда и приукрасить. Также к началу XVII века можно отнести и появление у автора открытой ненависти к врагам, к изменникам, к перебежчикам – они богоотступники, родственники сатанинские, собратья Иуде и т.д.[5] Если раньше автор как правило был склонен отдать должное воинским доблестям врага, то теперь враг выступает чаще всего в отрицательном контексте, иногда же автор опускается и до ругательств в адрес врага. Во всяком случае осуждение, издевательства, насмешки над противником, обыгрывание его имени встречаются довольно часто, а со временем становятся нормой (Новая 1987:50). И здесь мы должны констатировать общее заметное понижение уровня христианского понимания отношения к врагу. Проблема самозванства в литературе Смутного времени занимает немалое место, и изображается оно не только как политическая проблема, но и как проблема религиозная. Самозванец Лжедмитрий – ложный царь, он выдает себя за царя, а потому он регулярно сравнивается с антихристом. Ведь антихрист не будет действовать против Христа, он будет выдавать себя за Христа (приставка "анти" может означать не только "против", но и "вместо").[6] Поэтому Лжедмитрий – предтеча и последователь антихриста и сын тьмы (Новая 1987:136,140). В литературе о Смутном времени заметное место по сравнению с более ранними повестями занимают описания военной стратегии и тактики (при этом приводятся точные цифры: численность войск, наличие специально подготовленных воинских подразделений, их дислокация на местности, численность вооружения и технических приспособлений), описываются военные хитрости (вылазки, засады, разведка, подкопы, предупредительные удары и т.п.), а также военное снаряжение (не только количество, но и качество, технические параметры и характеристики). В "Повести о житии царя Федора Ивановича", написанного свт. Иовом, патриархом Московским между 1598 и 1605 годами, представлено одно из важнейших технических изобретений того времени – "Гуляй-город". Это была передвижная крепость с пушками на возах. Она доказала свою эффективность, как одно из средств против легкой конницы. Впервые она была применена князем И.М.Воротынским при защите Москвы от нашествия хана Дивлет-Гирея 1 августа 1572 года, а позже от нападения Казы-Гирея 4 июля 1591 года (Памятники 1987:100,562). Отметим также, что несколько раз подчеркнута большая роль казаков в описываемых событиях. Очень широко освещается в литературе того периода тема народных ополчений. Появляются образы народных вождей-вдохновителей: Прокопия Ляпунова, Козьмы Минина. Особенно подчеркнута в литературе той поры роль Церкви в военном сопротивлении интервентам и личная роль патриарха – одного из вдохновителей этой борьбы. В литературных памятниках той поры, между князем Дмитрием Пожарским и Козьмой Мининым возвышается монументальная фигура патриарха Гермогена. Очень часто на помощь русскому воинству приходит прп. Сергий. Например, в "Сказании Авраамия Палицына", наряду с архангелом Михаилом, он участвует в защите своего монастыря; Араамий описывает девять явлений преподобного – или одного, или со своим преемником Никоном (Сказание 1987: 189, 197, 199, 205, 229, 237, 239, 261, 263). Фактически прп. Сергий чудесным образом помогает во всех наиболее важных критических моментах обороны монастыря-крепости. "Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков" имеет пять редакций: документальную, историческую, особую, поэтическую, и сказочную.[7] Мы обратимся лишь к одной – поэтической, которая, как полагают исследователи, принадлежит перу есаула и войскового дьяка Федора Ивановича Порошина (Словарь 1998:67). В этом произведении можно отметить несколько интересных моментов. В нем, как и во многих других воинских повестях, имеются сравнения Азова с Иерусалимом и Царьградом. Причем, если турецкий султан в своем письме обещает донским казакам привольную и почетную жизнь в Царьграде, то казаки в ответ обещают султану после Азова и к Царьграду "примериться", а заключение мира видят возможным лишь в освобожденном Царьграде (Повесть 1988а:145,146). В Повести также заметна особая роль икон. Когда еще раз перечисляются святыни, за которые готовы отдать жизнь казаки, то на первое место выдвигаются именно они: "за іконы чудотворныя, и за веру христианскую, и за имя царское, и за все Царство Московское" (Повесть 1988а:151). Казаки молятся перед иконами Пресвятой Богородицы, Иоанна Предтечи, свт. Николая, московских чудотворцев (вероятно, святителей Петра, Алексия, Ионы и Филиппа).[8] Очень подробно описаны в Повести чудеса, свершившиеся перед иконами. "Многiя от насъ люди искусныя въ осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, въ светлыхъ ризахъ, взирающе на полки бусурманскiя. Ино Та насъ Мать Божiя Богородица не предала въ руце бусурманскiя, и на нихъ намъ помощь "вно дающе, вслухъ намъ многимъ глаголюще умилнымъ гласомъ: Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся! Сей бо градъ Азовъ от беззаконныхъ агарянъ зловерiемъ ихъ обруганъ, и суровствомъ ихъ нечестивымъ престолъ Предотечинъ и Николинъ оскверненъ…" (Далее следует пространное слово Богородицы к защитникам Азова – Повесть 1988а:152).[9] На основе этого видения описанного в Повести позже (после взятия Азова Петром в 1696 г.) была написана икона Азовской Богоматери.[10] Чудо произошло и перед чудотворной иконой Иоанна Предтечи. Это случилось в первый день осады: казачьи атаманы видели, как из глаз Иоанна Крестителя во время каждого приступа текли слезы, а в конце дня лампада перед его образом была полна слез (Повесть 1988а:152-153).[11] Казачье знамя Во время осады в своих молитвах казаки обращаются к чудотворным иконам со слезами, казаки напоминают чудотворной иконе Иоанна Предтечи, что они очистили "дом" Иоанна Предтечи и свт. Николая (здесь, очевидно, домом называется и город Азов, и храмы святых), что они украсили иконы драгоценными окладами, что они постоянно совершали песнопения, молебны перед иконами. Казаки со смирением вопрошают иконы о своей вине, ведь отказываясь помочь казакам чудотворные иконы сами добровольно идут опять "в руки басурманские" (Повесть 1988а:150). Эти молитвы не остались неуслышанными. Казаки, взяв иконы Иоанна Предтечи и свт. Николая, совершили вылазку и одержали победу. Было и другое чудо, связанное со свт. Николаем и Иоанном Предтечей. Многие казаки видели следующее: "По валу бусурманскому, где ихъ нарядъ стоялъ, ходили тутъ два мужа леты древны. На одномъ – одежда іерейская, а на другомъ – власяница мохнатая. А указываютъ намъ (казакам) на полки бусурманскiя, а говорятъ намъ: "Побежали, казаки, паши тuрецкiя и крымской царь исъ таборъ. И пришла на нихъ победа Христа Сына Божiя съ небесъ от силы Божiя" (Повесть 1988а:153). Позже автор называет Азов городом чудотворных икон Иоанна Предтечи и свт. Николая и просит царя Михаила Федоровича принять Азов как "свою государеву вотчину", потому что чудотворным иконам свт. Николая и св. Иоанна Предтечи "годно тутъ" (Повесть 1988а:154).[12] Видения были даже врагам. Автор повести рассказывает, что турки, крымцы и ногаи видели "мужа храбра и млада въ одеже ратной, съ однимъ мечемъ голымъ на бою ходяще, множество бусурманъ побиваше". "А наши не видели", – добавляет автор (Повесть 1988а:153). Здесь примечательно, что юноша по имени не называется, но надо думать, что это Архангел Михаил, поскольку он сражался "голым мечом", т.е. без щита; так он изображается на иконах. Было осаждавшим и другое видение, о котором рассказывали пленные: надвинулась на турецкое войско страшная туча. "И стала она, рассказывает автор от имени турок, – противъ самаго табору нашего. А передъ нею, тучею, идутъ по воздуху два страшныя юноши, а въ рукахъ своихъ держатъ мечи обнаженныя, а грозятся на наши полки бусурманскiя. Въ те поры мы ихъ всехъ узнали" (Повесть 1988а:153). Здесь интересно отметить, что турки узнали[13] двух юношей, но не назвали их имена. Поскольку для древнерусской литературы в таких ситуациях характерно явление свв. Бориса и Глеба, то можно предположить, что это были они. После этого турецкое войско отступило от Азова. Эта повесть также полна цифр: как и в более ранний период, называются точные даты и праздники; перечисляется состав войск по спискам,[14] их национальный состав: турки, крымские татары, ногаи, черкесы, немцы-наемники, французы и др.; перечисляются командиры разных рангов; называется число разного рода пушек, величина и вес ядер. В конце же Повести автор от имени казаков называет точные цифры того, что им потребно, сколько людей, сколько пороху, мушкетов, денег. По Повести военный историк может уже точно реконструировать военные события, соотношение сил, особенности вооружений той и иной стороны и другие особенности не только осады Азова, но и вообще военного дела той поры. Уникален и конец Повести. Казаки, как будто предчувствуя, что царь откажется принять Азов в свою вотчину, обещают в случае царского отказа взять с собой чудотворную икону св. Иоанна Предтечи и пойти с ней, куда она поведет; обещают постричь атамана и поставить его в игумены, постричь есаула и поставить в экономы, а самим основать Лавру в честь чудотворного образа и в ней окончить жизнь свою. В конце они дают обет постричься в монастырь св. Иоанна Предтечи (Повесть 1988а:154).[15] Здесь мы опять встречаем мотив ухода воина в монастырь, который впервые наметился в древнерусской литературе еще в былинах. Мы не ставили целью проанализировать все произведения с военной тематикой в древнерусской литературе. Краткий анализ названных произведений уже позволяет сделать некоторые наблюдения и обобщить их. Прежде всего обращает на себя внимание такая важная деталь, – за что именно воин готов отдать свою жизнь, согласно древнерусскому книжнику. Здесь можно предложить небольшую сравнительную таблицу: – За веру, за Отечество, за стольный Киев-град, за церкви Божии (Былины). – За веру, за Отечество, за церкви Божии (Былины). – За стольный Киев-град, за церкви Божии, за веру православную, за князя Владимира (Былины). – За стольный Киев-град, за церкви Божии, за князя Владимира (Былины). – За стольный Киев-град, за церкви Божии, за князя (Былины). – За веру православную, за церкви Божии, за честные монастыри (Былины). – За веру христианскую, за бедных вдов и малых детей (Былины). – За веру христианскую, за землю российскую и за стольный Киев-град (Былины). – За святую Троицу, за святые церкви, за свое Отечество (Сказание о Довмонте). – За святые Божии церкви, за веру христианскую, за отчину (Повесть о разорении Рязани Батыем). – За землю русскую, за веру христианскую, за обиду великого князя (Задонщина). – За Государя, за святые церкви, за православное Христианство (Сказание о Мамаевом побоище). – За святые церкви, за православное Христианство (Сказание о Мамаевом побоище). – За святые церкви, за веру православную, за землю русскую, за великую обиду (Сказание о Мамаевом побоище). – За святые церкви, за православную веру, за отчину свою (Похвала рязанским князьям). – За православное Христианство, за свое Отечество (Послание на Угру). – За Бога, за своего Государя, за его государевых детей, за православную христианскую веру, и за свои дома, жен и детей (Повесть о прихожении Стефана Батория). – За христианскую веру, за Псков-град, за свой дом и за жен и детей (Повесть о прихожении Стефана Батория). – За святую Христову веру, за православного Государя, за его государевых детей, наших государей (Повесть о прихожении Стефана Батория). – За христианскую веру, за большую любовь царя к воинам, за дары его и за почести (Казанская история). – За веру православную, за монастыри спасенные, за церкви Божии (Смерть царицы Анастасии). – За веру православную, за царя Ивана Васильевича, за князей, за бояр (Смерть царицы Анастасии). – За православную веру, за святые Божии церкви, за свои души, за свое Отечество, за достояние, что нам Господь дал (Новая повесть о преславном Российском царстве). – За православную веру, за святые Божии церкви, за свои души, и за всех за нас (Новая повесть). – За православную веру, за святые Божии церкви, за себя и за всех нас (Новая повесть). – За Сергиев монастырь, за церкви Божии, за монахов и людей (Сказание Авраамия Палицына). – За святую православную веру, за обитель прп. Сергия (Сказание Авраамия Палицына). – За Бога и Пречистую Его Матерь, за святых великих чудотворцев Сергия и Никона, за нашу православную христианскую веру (Сказание Авраамия Палицына). – За матушку за родну землю, за славный город Москву (Освобождение Москвы). – За веру христианскую, за церкви Божии, за все государство Московское и за имя царское (Повесть об азовском сидении). – За иконы чудотворные, за веру христианскую, за церкви Божии, за все государство московское и за имя царское (Повесть об азовском сидении). – За имя Божие, за веру христианскую (Повесть об азовском сидении). Из этого, конечно, неполного, списка можно вывести некоторые статистические данные. Итак, русские воины сражаются прежде всего за веру: она стоит 13 раз на первом месте, пять раз – на втором (если присоединить сюда "Христианство", то получится шесть раз), три раза – на третьем (всего 22 упоминания). Три раза на первом месте стоит столица, город. По одному разу на первом месте стоят: Бог, Бог и Божия Матерь, Имя Божие, иконы, Государь. За верой следуют храмы, церкви: пять раз они стоят на первом месте,[16] одиннадцать раз – на втором, два раза – на третьем (всего 18 упоминаний). Четыре раза на втором месте стоит Отечество (земля русская), три раза – Государь (князь, царь), два раза – город. За храмами следует Отечество: одно первое место, четыре вторых и четыре – третьих. Далее идет Государь: одно первое место, три – вторых, три – третьих (всего восемь упоминаний).[17] Конечно, изменение методики подсчета может внести заметные коррективы в эти данные. Если к Отечеству присоединить "государство", "стольный град", "свой дом", то оно значительно опередит четвертую позицию – "Государь" (четыре первых места, пять – вторых, пять – третьих, а всего 15 упоминаний), а "Государь" соответственно будет заметно оттеснен. По одному-два раза упоминаются такие ценности как иконы (один раз на первом месте), монастыри, святые, монахи, князья да бояре, простые люди, вдовы и сироты, свое "я" (за себя), свои души, свой дом, царские почести (награды). Итак, ценностная иерархия такова: вера, храмы,[18] Отечество, царь. Как нам кажется, увеличение числа цитат из древнерусской литературы не намного скорректирует эти подсчеты, во всяком случае не изменит их принципиально.[19] Все же добавим, что на пятое место бесспорно выйдут иконы.[20] Для наглядности мы собрали эти данные в следующую таблицу. I место II место III место IV место Всего Вера 15 6 3 24 Храмы 5 11 3 18 Отечество 4 5 5 1 15 Государь 1 4 3 1 9 В заключение перечислим еще раз вкратце все особенности изображения военной темы в древнерусской литературе. Св. Георгий. Икона XV в. 1. Нападение врага понимается как наказание Божие за собственные грехи. 2. Поражение воспринимается как бессилие устоять против гнева Божия. 3. Вплоть до XVI века наблюдается терпимое отношение к врагам: храбрость, воинская доблесть, воинское умение и даже хитрость противника всегда справедливо отмечаются. 4. Победа "поганых" связывается с осквернением храмов, алтарей, святой веры. 5. Борьба против врага понимается как борьба за Христианство, за Православие. 6. В произведениях с воинской тематикой постоянно проводится евангельская идея воинского самопожертвования. 7. Победа с радостью приписывается покровительству Спасителя, Божией Матери и святых воинов, но не себе, не своему воинскому искусству. 8. Авторы не чуждаются самокритики (яркие примеры имеются в "Повести о побоище на реке Пьяне" и "Казанской истории"). 9. Часто воины прибегают к духовному оружию – кресту. 10. Заметное место во все времена занимает тема нарушения крестоцелования; самые воинственные князья подчеркивают свое стремление к миру. 11. К лику святых причисляются убитые в сражении с внешними врагами князья, которые ранее сами убивали в междоусобной борьбе, и это объясняется очищением через пролитие собственной крови. 12. К христианским мученикам причисляются все воины, погибшие на поле брани в битвах с басурманами, язычниками, "погаными", еретиками. 13. Часто подчеркивается роль крестного хода в защите города (вокруг крепостных стен снаружи или внутри, а также по стенам или к месту пролома). 14. В повестях регулярно описывается помощь святых покровителей-воинов: Архангела Михаила,[21] св. вмч. Георгия Победоносца,[22] св. вмч. Димитрия Солунского, св. вмч. Феодора Стратилата, св. мч. Андрея Стратилата и других. 15. Во многих произведениях упоминается эпизод о побиении Ангелом (архангелом Михаилом) под Иерусалимом ассирийского войска. Этот же эпизод изображается и на иконах. 16. Как правило, упоминается помощь тех, в честь кого воздвигнуты храмы в данном городе, и местных святых: в Киеве – Богородицы и свв. Бориса и Глеба, в Новгороде – Святой Софии, Богородицы (иконы Знамение) и св. Александра Невского, во Владимире – Богородицы (иконы Владимирской Божией Матери) и свв. блгв. князей Андрея Боголюбского, Георгия и Глеба Владимирских, в Москве – Богородицы, московских митрополитов-чудотворцев, прп. Сергия Радонежского, а позже иконы Владимирской Божией Матери; в Смоленске – Божией Матери (Смоленской Ее иконы Одигитрии) и св. мч. Меркурия, в Пскове – Пресвятой Троицы, свв. блгв. князей Всеволода-Гавриила и Довмонта-Тимофея, в Азове – свт. Николая и св. Иоанна Крестителя. 17. При возвращении из похода князи и воины первым делом идут в храм или монастырь поклониться святыням: мощам, иконам.[23] 18. В повестях регулярно отмечается, на день какого святого или в какой праздник произошло сражение и этого святого благодарят за помощь. 19. В честь этого праздника или святого после победы воздвигают обетные храмы и монастыри. 20. Многие русские города прямо или косвенно сравниваются с Иерусалимом (реже с Царьградом). 21. Отмечается участие в походах чудотворных икон, начиная с блгв. князя Бориса (он молится в шатре перед иконой). Как правило упоминается молитва перед иконой перед походом и после него. 22. Описывается также явление чудотворных икон во время похода. 23. На основе воинских повестей создаются иконы или пишутся отдельные клейма в иконах. 24. Лишь с XVI века в воинских повестях ругают противника, а с XVII – ругают, высмеивают, насмехаются и издеваются. 25. Обильные подробности собственно военного дела, по которым уже можно реконструировать военную сторону события, которые дают материал для военного историка утверждаются в литературе довольно поздно – начиная с XVI века.

Примечания

[1] Можно уточнить также, что нас интересуют именно те особенности и элементы изображения воинов и воинства, которые традиционно, начиная еще с дореволюционных работ А.С. Орлова, большинство исследователей относит к литературному этикету и не уделяют им, на наш взгляд, того внимания, которого они заслуживают.

[2] Конечно, в зависимости от целей исследования былины можно подразделить на легендарные и исторические, старшие и младшие, на богатырские и небогатырские (бытовые), на былины эпические и былины-сказки (или новеллы); можно их классифицировать и по географическому признаку: Киевские, Новгородские, Северные (Онежские, Беломорские, Печорские, Архангельские), Московские, казацкие и т.д.

[3] Очень сложно и подчас даже невозможно установить, когда именно наложились на былины христианские напластования; вероятнее всего, они пронизывали уже существовавшие былины c начала крещения Руси, но постепенно и в течение многих веков. Особенно активная христианизация культуры на Руси наблюдалась с XIII века, в связи с нашествием Батыя. Но это особая проблема, которую мы не затрагиваем, поскольку нас интересуют повторяющиеся элементы в изображении русского воинства в литературе разных периодов и разных жанров, т.е. больше типология, чем хронология.

[4] Происхождение имени богатыря объясняется по-разному: или как искаженное «святъ Егоръ» (святой Георгий), или как производное от Святая Гора (Афон), или как производное от какой-либо славянской местности с таким названием, которые встречаются во многих уголках Руси (Святогоры, Святогорье, Святогорки, Святогорск и т.п. – см. Фасмер 1987:3,585).

[5] Поездить по Святым горам Святогор приглашает и Илью (Былины 1986:369).

[6] В одной былине Илья хоронит Святогора на Елеонской горе, т.е. возле Иерусалима (Былины 1986:57).

[7] Отметим, что согласно былине об Илье Муромце и Калин-царе все русские богатыри побратались между собой, например, богатырь Самсон Самойлович обращается к ним: «Ай же мои братьица крестовые, вы богатыри да святорусские!» (Былины 1986:119). Так же к ним обращается и Илья. Таким образом, через Илью все русские богатыри как бы побратались с самим Святогором и переняли от него богатырский дух и силу. В былинах встречается также отношения крестного отца и крестника, например, Илья Муромец – крестник Самсона и называет его «крестный батюшка», а Иван Годинович – крестник самого князя Владимира.

[8] Н.С.Серегина находит явные параллели в изображении двоицы богатырей (Святогора и Ильи Муромца) и двух святых киевской Руси (преподобных Антония и Феодосия Печерских). При сравнении былин и богослужебных текстов (стихир), посвященных святым, выявлется несомненное сходства в образах Святогора и Антония, Ильи и Феодосия, а также в характере отношений между Святогором и Ильей, между Антонием и Феодосием (см. Серегина 1994:119-121).

[9] В одном из вариантов былины в виде калик Илье явились Иисус Христос с апостолом (История 1908:246).

[10] Подтверждением такого толкования служит былина «Сорок калик со каликою», которая является типичной богатырской былиной, но передвижение богатырей вызвано паломничеством из Боголюбова через Киев в Иерусалим (Кирша 1977:121-129). Одна из былин повествует о паломничестве Ильи Муромца в Иерусалим под видом калики перехожего; в виде калики Илья является в былине об Идолище поганом (История 1908:249). А пропавший Добрыня Никитич, пока Алеша Попович сватал его жену, находился в Царьграде.

[11] Приведем только один пример: «Да зашел-де Дюк во Божью церковь, да крест тот кладет по-писаному, поклон ведет по-ученому» (Былины 1986:314).

[12] Позже Борис молится: «Слава Ти, прещедрыи Живодавце, ко сподобилъ мя трuда святыхъ Ти мученикъ» (Сказание 1985:38).

[13] Тем самым он подает пример и младшему брату Глебу.

[14] Как писал Г.Федотов, имея в виду житие свв. Бориса и Глеба, "подвиг непротивления есть национальный русский подвиг, подлинное религиозное открытие новокрещенного русского народа" (Федотов 1985:29).

[15] В византийских службах мучеников иногда называют страстотерпцами, но там страстотерпцы не отдельный чин, а еще одно именование мучеников. Причисление же к лику святых в 2000 году царя Николая II и его семьи как страстотерпцев еще раз показало, что страстотерпцы в Русской Православной Церкви – особый чин.

[16] В молитве к Борису и Глебу в конце Сказания автор пишет: «Да не придеть на ны нога гордыни и рука грешница не погубить насъ... И всего меча браньна избавита насъ и усобьныя брани чюжа ны створита» (Сказание 1985:62). Как видим, уже в этой молитве свв. Борис и Глеб призываются на борьбу против внешних врагов и против междуусобиц.

[17] Однако можно отметить, что в сражении против Святополка Ярославу помогали Ангелы (Орлов 1902:37).

[18] Конечно, эта черта летописи и эта "логика" характерна не только для летописи и не только для той эпохи. Серапион Владимирский в своих проповедях точно такими же словами воспитывает свою пасту через сорок лет после начала монголо-татарского ига (Памятники 1981:440-441,444-448). И гораздо позже в самых разных произведениях встречаются эта идея – идея христианская.

[19] Следует иметь в виду, что у князя Владимира речь идет не только о военных походах (войнах), но и о походах (поездках) с другими целями – дипломатическими, политическими, хозяйственными и т.д.

[20] По особому зазвучала тема нарушения крестного целования в «Рукописании Магнуша» в начале XV века. Главная идея произведения состоит в том, что нельзя нарушать крестное целование, иначе клятвопреступника ждет тяжкая кара от Бога. Автор – русский, но пишет от имени шведского короля. В начале Рукописания автор призывает не нападать на Русь (если крест целовали), а в конце «приказывает» это своим детям и всей земле Шведской. Здесь важно отметить, что целование креста «действительно» не только при заключении договора между русскими православными князьями, но и при договорах с иноверцами (Рукописание 1981:58-61).

[21] Возможно, эту склонность к чинному богослужению Владимир унаследовал от матери гречанки, но скорее всего от деда – Ярослава Мудрого, который очень любил священников, особенно монахов. И еще одну деталь сообщает «Повесть временных лет»: «И бе Ярославъ любя церковныя уставы» (Повесть 1978:166). Позже будут ставить себе в заслугу хорошее знание службы и личное наблюдение за правильным уставным ходом богослужения цари Иван Васильевич Грозный и Алексей Михайлович Тишайший.

[22] Великий князь киевский Святослав, узнав о поражении Игоря, призывает других князей отомстить «за землю Рускую, за раны Игоревы» (Библиотека 1997:4,263).

[23] Ниже Игорь еще раз повторяет с иронией: «Азъ по достоянью моему (заслуженно) воспрiяхъ победу (т.е. поражение) от повеленiя Твоего Владыко Господи... » (Библиотека 1997:4,245).

[24] Это Сказание составлено в середине XIV века на основе летописной повести проновгородской ориентации (существует и антиновгородская летописная запись этого события) и устного предания о чуде от иконы Знамение. Эта почитаемая в Новгороде икона середины XII века сохранилась (см. Новгородская 1981:8,284).

[25] Здесь явный анахронизм, поскольку осада Новгорода происходила за пятьдесят лет до рождения святого князя.

[26] Схожим образом Архангел Михаил изображается в 13-ом клейме иконы "Архангел Михаил с деяниями" из Архангельского собора Кремля (10-е годы XV века). В нем Ангел поражает войско Сеннахирима, осадившего Иерусалим (см. Смирнова 1988:68-76,272-273). Этот эпизод десятки раз упоминается в древнерусских воинских повестях.

[27] Несколько столетий спустя, в год нашествия на Русь Девлет-Гирея (1571 г.), иноку Антонию в Богородице-Рождественском монастыре Владимира было видение. Св. Борис и Глеб вошли в храм и стали будить св. Александра Невского, призывая его помочь "сроднику" – царю Иоанну Васильевичу Грозному. Затем все трое они идут в Успенский собор, чтобы поднять св. Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо, Ярослава (отца Александра Невского) и св. Георгия Владимирского (погибшего в битве на реке Сити). Последним они призывают из Ростова св. Петра, царевича Ордынского. Интересно отметить, что двое из упомянутых князей не канонизированы, но они как бы освящаются самим княжеским служением и их сродниками – святыми князьями (детьми, отцами, внуками, дедами и прадедами). Не случайно они призывают на помощь против Девлет-Гирея и св. Петра царевича – татарина по происхождению.

[28] Мы пытались показать, что уже в «Повести временных лет» и «Сказании (или Чтении) о Борисе и Глебе» религиозные мотивы и критерии формируют отношение к воинству, подвигу, победе, поражению, их причинам. Литература домонгольской Руси дала не зачатки образов, а продуманную, глубокую и всеохватывающую мировоззренческую картину защиты Отечества (княжества) от врага и ратного дела вообще. Книжность периода татаро-монгольского ига (и особенно начала нашествия) внесла новые мотивы в воинскую тему и значительно усилила ее драматизм.

[29] Свт. Серапион Владимирский в своих Словах добавляет, что Господь послал наказание также за ненависть и остатки язычества (Слова 1981:440,442,444,446,448).

[30] Такое отношение к нашествию врагов, как мы видели, довольно часто встречается уже в «Повести временных лет», но там оно еще не звучит с таким трагизмом (см.Повесть 1978:181-183,233-235,241-243; ср.Лепахин 2000:226-227).

[31] Нашествие татар стало наказанием и для половцев за то, что они пролили много русской христианской крови.

[32] Известно, что Смоленск не был осажден во время Батыева нашествия, но рассмотрение проблемы соответствия тех или иных фактов, встречающихся в художественных произведениях, исторической правде не входит в нашу теперешнюю задачу.

[33] В «Легенде о граде Китеже» говорится, что Батый убил св. Меркурия Смоленского через два года после св. Михаила Черниговского (Легенда 1981:220).

[34] В летописной Повести о побоище на Дону Мамай говорит: «Крестьяньство потеряемъ (уничтожим) и церкви Божiя попалимъ» (Повести 1959:29-30). Мамай, согласно Сказанию, эллин верою, т.е. язычник и иконоборец (!), т.е. мусульманин (Повести 1959:244). Мамай сравнивается также с Юлианом-отступником. Он хочет разорить православную веру и осквернить святые церкви. Мамай хочет подражать хану Батыю, он расспрашивает старых татар о том, как Батый «святыа церкви оскьверни, и многы манастыри и села пожже, и въ Володимере вселенскuю церковь (Успенский собор – В.Л.) златоверхую разграби» (Повести 1959:244). «Слово о житьи и о преставленiи великаго князя Дмитрiа Ивановича, царя рускаго» Мамай говорит: «Преиму землю Рускую, и церкви христианскыя разорю, и веру ихъ на свою преложу» (Слово 1981а:210).

[35] Согласно летописным данным, икона в то время находилась еще во Владимире, ее перенесли в Москву 1395 году. Однако, ряд косвенных свидетельств позволяет рассматривать всерьез этот эпизод Сказания (см. Дмитриев 1954:195-197).

[36] Самый ранний случай понимания гибели в бою как мученичества А.С. Орлов относит к XII веку – Успенский сборник. В нем две рати, стоящие друг против друга, изображаются как мучители и мученики (см.Орлов 1902:34).

[37] Например, Ермолинская летопись сообщает, что после битвы «на теле его (князя Димитрия) не было никакой раны» (Повести 1959:371).

[38] Согласно преданию, во время похода князь Димитрий остановился на привал (для преуспокоенiя) в пятнадцати поприщах от Москвы. Здесь он увидел над сосной сияющую великим светом икону свт. Николая. После молитвы князя, бояр и воинов икона сама сошла в руки Димитрия. Князь воскликнул: «Сiя вся угреша сердце его» (Вознесенский 1899:284). И с тех пор место явления иконы стали называть Угреша.

[39] Николо-Угрешский монастырь служил одним из излюбленных мест паломничества для царской семьи и для народа. Его называли «царским монастырем», «государевым богомольем». Государи ходили в монастырь иногда пешком, а паломничества называли «Угрешскими походами», видимо, в память о походе св. Димитрия Донского. Царь Михаил Федорович совершил девять, а Алексей Михайлович – тринадцать «походов» (Вознесенский 1899:286).

[40] Куликовская битва нашла отражение в миниатюре, в иконе, позже в лубке. Наиболее полно и точно «Сказание о Мамаевом побоище» изображено на прикрепленной снизу к иконе прп. Сергия с житием поздней наделке второй половины XVII века, впрямую независимой от средника и клейм иконы. Этому произведению посвящены три статьи В.В. Филатова и статья И.П. Болотцевой, в которых детально исследована история, композиция и художественные особенности иконы, поэтому мы только упомянули о ней (см.Филатов 1966:277-293; Болотцева 1980:120-128). Но в ракурсе нашей темы нельзя не отметить, что почти все эпизоды Сказания, связанные с христианскими мотивами произведения, нашли свое место на нижней части иконы.

[41] Г.П. Федотов выделяет несколько групп святых князей: а) равноапостольные (Владимир, Ольга, Константин, Михаил и Федор Муромские), б) князья-иноки (Никола Святоша, Иоасаф Кубенский), в) князья-страстотерпцы (Борис и Глеб, Василько Ростовский, Михаил Черниговский), г) князья-защитники (Александр Невский, Михаил Тверской, Димитрий Донской). Они готовы отдать жизнь за своих людей в сражении с врагом, а их поездки в Орду свидетельствуют и о готовности принять мученическую кончину.

[42] У Г.П. Федотова имеется и более категоричное высказывание: «Церковь не канонизирует никакой политики, – ни московской, ни новгородской, ни татарской; ни объединительной, ни удельной» (Федотов 1985:88).

[43] В этом факте описания внешности идеального князя вслед за христианскими добродетелями, но перед перечислением воинских подвигов, мы видим влияние иконописи. На иконе главное – лик Христа, Богородицы или святого. Как иконописец стремится показать в лике духовную красоту изображенного, так и писатель стремится составить словесную икону князя. Без описания благообразной внешности образ остался бы слишком абстрактным для читателя. Кроме того, красота внешняя подтверждает красоту внутреннюю, духовную.

[44] В Оружейной палате Московского Кремля хранится знамя князя Димитрия Пожарского начала XVII века. На нем вышит архангел Михаил с мечом в правой руке и ножнами в левой, а перед ним колено преклоненный Иисус Навин с лежащим у ног Архангела мечом (о явлении Иисусу Навину «вождя воинства Господня» см. Ис. Нав. 5:13-15). Архангел Михаил как бы освящает оружие Иисуса Навина и ободряет его перед осадой Иерихона (см. Святая 1995:195, табл.326).

[45] О разорении Русской земли святитель Вассиан говорит так, что заметно его хорошее знание «Слов» Серапиона Владимирского.

[46] Об этой иконе написано очень много: назовем имена П.П.Муратова, А.Грищенко, М.К.Каргера, Айналова, А.И.Некрасова, В.И.Антонову, Н.Е.Мневу, М.А.Алпатова, Д.С.Лихачева, О.И.Подобедову, В.В.Морозова. В настоящее время хранится в ГТГ.

[47] Напомним, что в «Казанской истории» говорится как раз о трех больших отрядах: матица в середине, полки правой руки и полки левой руки.

[48] Послание свт. Макария находится в прямой взаимосвязи с «Посланием на Угру» свт. Вассиана Ростовского.

[49] Сам Шуйский в Москве присягает царю в Успенском соборе перед иконой Владимирской Богоматери (Повесть 1986а:414). [2] Сохранилась икона "Чудо явления Пресвятой Богородицы во время осады Пскова в 1581-1582 годах войсками польского короля Стефана Батория" (поновленый список XVIII века с иконы XVII.века). Вверху изображена икона Пресвятой Троицы, поскольку Троице посвящен кафедральный собор города; справа и слева от иконы свт. Николай Чудотворец (в повести упоминается также блаж. Николай Псковский) и св. Александр Невский; в середине иконы изображен крестный ход с иконой Успения Богородицы; справа в середине явление Богородицы защитникам города: келарю Печерского монастыря Арсению Хвостову, казначею Снетогорского монастыря Ионе Наумову и игумену Мартирию. Внизу еще раз изображена Богородица с псковскими святыми Евфросином (XV в.) и Никандром, скончавшимся как раз в 1582 году. Очень точно на иконе изображен план монастыря, нарисовано около пятидесяти храмов внутри города и вокруг него и два монастыря. Икона представляет несомненный интерес не только для иконоведов, но и для историков древнерусского зодчества. [3] Здесь опять автором напоминается библейский эпизод: помощь Иерусалиму от ангела, побившего войско Сеннахирима (Повесть 1986а:422). [4] Такие детали в описании повреждения, нанесенного иконе, бесспорно свидетельствуют о профессии автора Повести. [5] В литературе эпохи междуусобицы авторы называли князей зачинщиков братоубийственных войн и Каином, и с Иудой, называли их окаянными, сравнивали со Святополком, но это выглядело как спокойная и даже величественная констатация факта. В литературе же XVII века сравнение с теми же персонажами за счет контекста, подбора слов, авторских эмоций выглядит ругательством. [6] Называя антихриста человеком греха и сыном погибели апостол Павел писал: "…В храме Божием сядет он (антихрист), как Бог, выдавая себя за Бога" (2Фесс.2:4). [7] В 1637 году казаки захватили Азов; в 1641 году 5,5 тыс. казаков в течение нескольких месяцев отбивали штурм значительно превосходящих сил турецкой армии. В 1642 году Земский собор отказался принять Азов в русское подданство, и казаки покинули крепость, а в 1696 году Петр I был вынужден опять брать Азов. [8] В Повести исторической рассказывается об осаде Азова казаками в 1637 году. Тогда тоже им явилась Богородица со св. Иоанном Предтечей, предсказала победу и даже поторопила с началом решающего штурма. [9] В Повести особой Богородица явилась 27 июня и повелела взять Ее икону из храма св. Иоанна Предтечи и поставить на стене среднего города для победы "на поганыя". В Повести сказочной Богородица является турецкому "царю Брагиму" и, угрожая ему смертью, повелевает уйти от Азова. Такое устрашающее явление Богородицы Тамерлану после перенесения чудотворной иконы Владимирской Богоматери из Владимира в Москву описывается в Повести о Темир-Аксаке (Повесть 1981е:239). [10] Например, на иконе самого начала XVIII века (существуют иконы и конца XVII века) Богородица с Младенцем изображена в полный рост на фоне российского герба – двуглавого орла с тремя коронами, со скипетром и державой. Вверху в середине изображен Бог Саваоф и исходящий от Него на главу Богородицы Святой Дух, а чуть ниже справа и слева апостол Петр и Алексий Человек Божий – покровители царя Петра, его отца Алексея Михайловича (и царевича Алексея). Еще ниже на уровне рук Богородицы изображены шесть преподобных (по три с каждой стороны) – покровители юга России. Внизу слева изображен св. вмч. Георгий, поражающий змея, а под ним Азов, взятие которого (в надписи над городом) сравнивается с падением Вавилона. От державы исходят огненные лучи, которые поражают Азов. Справа на уровне св. Георгия – два всадника с коронами на головах (можно предположить, что это сам Петр с царевичем Алексеем) и пешие воины. Под ними также покоренный город Кизикермен, низвергнутый, как библейский Капернаум. В самом низу в семь колонок по четыре строчки написано стихотворение, прославляющее победу Петра Брюсова 1984:табл.39). [11] В Повести документальной казаки рассказывают, что "от суха древа" (от иконы Предтечи) текли слезы. Повесть особая состоит из двух частей, и первая посвящена чудесам от иконы св. Иоанна Предтечи. Там говорится, что св. Предтеча "испусти слезы от очiю своею до конца брады своея". От чудотворной иконы прозрел наказанный слепотой казак Еунтропий (Словарь 1998:65). [12] В Повести особой рассказывается также о явлении иконы свт. Василия Великого из деисусного чина, икон Алексия Человека Божия и блаженного Максима, московского чудотворца. [13] Возможно, здесь глагол "узнали" значит просто увидели. [14] Об этом говорится специально, поскольку, кроме учтенных воинов, у турецкого султана были "охотники", т.е. добровольцы разных национальностей. [15] В сказочном варианте Повести казаки выполняют обет. Они ушли на Дон. "И создаша казаки по обещанiю своему честный монастырь во имя Iоанна Предотечи и Николы Чюдотворца. И поставиша въ томъ монастыре две церкви деревяныя, а чернаго попа Серапiона поставиша игуменомъ. Въ томъ монастыре по своему обещанiю постригошася 20 казаков въ монашескiй чинъ" (Воинские 1949:112). [16] Напомним, что "за Святую Троицу" в "сказании о Довмонте" значит за соборный храм Пресвятой Троицы. [17] В этом списке можно найти имена всего трех государей: св. Владимира Великого, св. блгв. кн. Димитрия Донского и Ивана Грозного. На первом месте стоит один раз св. Димитрий, а на втором и третьем соответственно Иван Грозный и св. Владимир. [18] Нельзя не обратить внимания на эту особенную любовь к храмам Божиим на Руси. Храм в древнерусской литературе – это и небо на земле, и микрокосмос (объединяющий тварь Божию), и дом Божий, и дом народа Божия, и место явного присутствия Божия, и корабль, плывущий по волнам истории в Царство Небесное, и место молитвы, покаяния, прощения, слез, и благолепие церковное, и красота небесная, и небесные лики икон, и сияние золотых окладов, и ангельское пение, и колокольный звон, и фимиам кадильный, и просфоры, и Святое Причастие Тела и Крови Христовой. В литературе Древней Руси храм – наиболее ясный, зримый, убедительный символ неба на земле, за который стоит бороться не на жизнь, а на смерть. Отдать жизнь за храм – значит отдать жизнь за веру. Здесь то и другое совпадают, но все же храм упоминается отдельно. [19] На основе высказываний «поганых» царей можно составить и другой список: а именно, против чего воюет противник. Калин-царь хочет "Божьи церкви все на дым пустить"; хан Батый заявляет: "Божьи церкви на дым спущу, чудны иконы по плавь реки"; Кудреванко-царь грозит: "Я печатны больши книги во грязи стопчу, чудны образы-иконы да на поплав воды" (Былины 1986:394,396, 408). Итак, враг хочит уничтожить веру христианскую (православную), разорить храмы Божии (порушить церкви святые), пленить землю русскую (светлорусскую, святорусскую), нанести обиду государю, осквернить или пожечь святые иконы. Эта "отрицательная" иерархия ценностей древнерусского книжника, как видим, по своей последовательности совпадает с "положительной". [20] Отметим также, что позже – в Петербургский период истории – эта формула стала звучать так: "За веру, царя и Отечество". Вероятно, под ее влиянием позже обрела словесную форму известная теория графа С.С. Уварова "Православие, самодержавие, народность". Для контраста приведем один пример из исторической песни "Поход на Балканы" (речь идет о походе 1829 года). В песне авторский голос спрашивает "белого царя", на кого он надеется в этой войне; и "царь" отвечает: "Ай да вот и я надеюся, да вот и я на гвардию, ай да вот и, во-вторых, да я надеюсь ай я на армию, ай да вот и как да, в-третьих, я надеюсь вот на ртиллерию" (Исторические 1986:482). Как видим, ни о Боге, ни о вере нет речи; вся надежда на оружие и на армию, а ведь именно от этого еще в XV веке предостерегал святитель Вассиан. В XIX веке были и такие песни, которые, конечно, не имели отношения к царю, но показывали увлечение военной техникой и надежду на нее, а не на Бога. Впрочем, это явление позднее и редчайшее для русского воинского сознания. Ради сравнения без всяких комментариев не можем не упомянуть здесь о лозунге Отечественной войны: "В бой за Родину, в бой за Сталина". [21] В Кремле в честь Архангела Михаила были построены собор и Чудов монастырь (снесен после революции). [22] Как известно со временем св. Георгий стал покровителем Москвы, а его изображение гербом города. Каменная икона св. Георгия с XV века украшала Спасские (тогда Фроловские) ворота. [23] Так князь Игорь при возвращении из плена прежде всего поехал поклониться чудотворной иконе Божией Матери Пирогощей (согласно летописи, сначала он поехал в свой Новгород, потом в Чернигов и лишь затем в Киев), так много столетий спустя Иван Грозный при возвращении из казанского похода сделал большой крюк, чтобы перед торжественным въездом в Москву зайти поклониться святыням Троице-Сергиева монастыря (Казанская 1985:547).

Литература

• Библиотека 1999 – Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1-7. С-Пб., 1997-1999.
• Болотцева 1980 – И.П.Болотцева. "Сказание о Мамевом побоище" на иконе "Сергий Радонежский с житием" XVII века. – Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980.
• Брюсова 1984 – В.Г.Брюсова. Русская живопись 17 века. М., 1984.
• Былины 1986 – Былины. Л., 1986.
• Вознесенский 1899 – Житие и чудеса св. николая Чудотворца, архиепископа Мирликийскаго и слава его в России. Сост. А.Вознесенский и Ф.Гусев. С-Пб., 1899.
• Воинские 1949 – Воинские повести Древней Руси. М.-Л., 1949.
• Воинские 1985 – Воинские повести Древней Руси. Л., 1985
Житие 1981 – Житие Александра Невского. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Задонщина 1981 – Задонщина. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• История 1908 – История русской литературы. Под ред. Е.В.Аничкова, А.К.Бороздина, Д.Н.Овсянико-Куликовского. Т.1, вып. III-IV, М., 1908.
• Исторические 1986 – Исторические песни. Баллады. М., 1986.
• Казанская 1985 – Казанская история. – ПЛДР, т. 7. М., 1985.
• Киреевский 1986 – Собрание народных песен П.В.Киреевского. Тула, 1986.
• Кирша 1977 – Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1977.
• Куликовская 1980 – Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980.
• Курбский 1986 – Андрей Курбский. История о великом князе Московском. – ПЛДР, т.8. М., 1986.
• Легенда 1981 – Легенда о граде Китеже. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Лепахин 2000 – Валерий Лепахин. Икона и иконичность. Сегед, 2000. см. Валерий Лепахин ШЕСТЬ РОДОВ ИКОН (глава 3 из книги "ИКОНА И ИКОНИЧНОСТЬ")
• Летописная 1981 – Летописная повесть о Куликовской битве. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Летописные 1980 – Летописные повести о походе князя Игоря. – ПЛДР, т. 2. М., 1980.
• Летописные 1981 – Летописные повести о монголо-татарском нашествии. – ПЛДР, т.3. М., 1981.
• Летопись 1989 – Летопись Сибирская краткая кунгурская. – ПЛДР, т. 11. М., 1989.
• Лихачев 1979 – Д.С.Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.
• Московская 1971 – Московская школа иконописи. М., 1971.
• Московская 1982 – Московская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород. – ПЛДР, т. 5. М., 1982.
• Новая 1987 – Новая повесть о преславном Российском царстве. – ПЛДР, т.9. М., 1987.
• Новгородская 1981 – Новгородская икона XII-XVII веков. Л., 1981.
• Новгородская 1987 – Новгородская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород. – ПЛДР, т. 5. М., 1987.
• Новгородские 1978 – Новгородские былины. М., 1978.
• Октоих 1962 – Октωихъ, сирbчь Осмогласникъ. М., 1962.
• Орлов 1902 – А.С.Орлов. Об особенностях формы русских воинских повестей (кончая XVII в.). М., 1902.
• Орлов 1906 – А.С.Орлов. Исторические и поэтические повести об Азове. Тексты. М., 1906.
• Памятники 1994 – Памятники литературы Древней Руси, т. 1-12. М., 1978-1994.
• Переписка 1986 – Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным. – ПЛДР, т. 8. М., 1986.
• Писание 1987 – Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского. – ПЛДР, т. 9. М., 1987.
• Плач 1987 – Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства. – ПЛДР, т. 9. 1987.
• Плюханова 1995 – Плюханова М. Сюжеты и символы Московского царства. С-Пб., 1995.
• Повести 1959 – Повести о Куликовской битве. М., 1959.
• Повесть 1978 – Повесть временных лет. – ПЛДР, т. 1. М., 1978.
• Повесть 1980 – Повесть об убиении Андрея Боголюбского. – ПЛДР, т. 2. М., 1980.
• Повесть 1981 – Повесть о битве на Липице. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Повесть 1981а – Повесть о взятии Царьграда крестоносцами в 1204 году. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Повесть 1981б – Повесть о разорении Рязани Батыем. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Повесть 1981в – Повесть о битве на реке Воже. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Повесть 1981г – Повесть о нашествии Тохтамыша. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Повесть 1981д – Повесть о побоище на реке Пьяне. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Повесть 1981е – Повесть о Темир Аксаке. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Повесть 1981ж – Повесть об ослеплении Василия II. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Повесть 1982 – Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году. – ПЛДР, т. 5. М., 1982.
• Повесть 1982а – Повесть о стоянии на Угре. – ПЛДР, т. 5. М., 1982.
• Повесть 1986 – Повесть о псковском взятии. – ПЛДР, т. 6. М., 1986.
• Повесть 1986а – Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков. – ПЛДР, т. 8. М., 1986.
• Повесть 1988 – Повесть о Савве Грудцыне. – ПЛДР, т. 10. М., 1988.
• Повесть 1988а – Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков. – ПЛДР, т. 10. М., 1988.
• Повесть 1989 – Повесть о взятии Смоленска Иваном Грозным. – ПЛДР, т. 11. М., 1989.
• Подобедова 1972 – О.И.Подобедова. Московская школа живописи при Иване IV. М., 1972.
• Послание 1982 – Послание на Угру Вассиана Рыло. – ПЛДР, т. 5. М., 1982.
• Послание 1986 – Послание Ивана Грозного польскому королю Стефану Баторию 1579 года. – ПЛДР, т. 8. 1986.
• Послание 1986а – Послание Ивана Грозного польскому королю Стефану Баторию 1581 года. – ПЛДР, т. 3. М., 1986.
• Поучение 1978 – Поучение Владимира Мономаха. – ПЛДР, т. 1. 1978.
• Похвала 1981 – Похвала роду рязанских князей. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Псковская 1987 – Псковская летописная повесть о Смутном времени. – ПЛДР, т. 9. М., 1987.
• Псковская 1990 – Псковская икона XIII-XVI веков. Л., 1990.
• Рассказ 1981 – Рассказ о восстании в Новгороде в 1418 году. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Рассказ 1981а – Рассказ о преступлении рязанских князей. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Рукописание 1981 – Рукописание Магнуша. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Русская 1954 – Русская повесть XVII века. М., 1954.
• Святая 1995 – Русь Святая. Краткая иллюстрированная история Православия на Руси. М., 1995.
• Серегина 1994 – Н.С.Серегина. Песнопения русским святым. По материалам рукописной певческой книги XI-XIX вв. «Стихирарь месячный». С-Пб., 1994.
• Сказание 1981 – Сказание о битве новгородцев с суздальцами. – ПЛДР, т. 4. М., 1981. см. СКАЗАНИЕ О БИТВЕ НОВГОРОДЦЕВ С СУЗДАЛЬЦАМИ. /СЛОВО О ЗНАМЕНИИ СВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В ГОД 6677/
• Сказание 1981а – Сказание о Довмонте. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Сказание 1981б – Сказание о Мамаевом побоище. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Сказание 1981в – Сказание о нашествии Едигея. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Сказание 1981г – Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Сказание 1984 – Сказание о князьях Владимирских. – ПЛДР, т. 6. М., 1984.
• Сказание 1985 – Сказание о Борисе и Глебе. М., 1985.
• Сказание 1987 – Сказание Авраамия Палицина об осаде Троице-Сергиева монастыря. – ПЛДР, т. 9. М., 1987.
• Сказание 1988 – Сказание о киевских богатырях. – ПЛДР, т. 10. М., 1988.
• Сказание 1988а – Сказание о царе Василии Константиновиче. – ПЛДР, т. 10. М., 1988.
• Сказание 1988б – Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы. – ПЛДР, т. 10. М., 1988.
• Слова 1981 – Слова Серапиона Владимирского. – ПЛДР, т. 3, М., 1981.
• Словарь 1998 – Словарь книжников и книжности Древней Руси, XI-XVII вв. С-Пб., 1987-1998.
• Слово 1980 – Слово о полку Игореве. – БЛДР, т. 4. М., 1997.
• Слово 1981 – Слово о Меркурии Смоленском. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Слово 1981а – Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича. – ПЛДР, т. 4. М., 1981.
• Слово 1986а – Слово похвальное Льва Филолога Михаилу и Феодору Черниговским. – ПЛДР, т. 8. М., 1986.
• Смирнова 1988 – Смирнова Э.С. Московская икона XIV-XVII веков. Л., 1988.
• Стихи 1991 – Стихи духовные. М., 1991.
• Тверская 1993 – Тверская икона XIII-XVII веков. С-Пб., 1993.
• Третьяковская 1995 – Государственная Третьяковская галерея. Каталог собрания. Древнерусское искусство X - нач. XV века. М., 1995.
• Фасмер 1987 – М.Фасмер. Этимологический словарь русского языка. М., 1987.
• Федотов 1985 – Федотов. Г.П. Святые Древней Руси. Париж, 1985.
• Филатов 1966 – В.В.Филатов. Икона с изображением сюжетов из истории Русского государства. – ТОДРЛ, т. XXII. М-Л., 1966.
• Чудо 1981 – Чудо Георгия о змии. – ПЛДР, т. 3. М., 1981.
• Энциклопедия 1995 – Энциклопедия "Слова о полку Игореве", т. 1-5. С-Пб., 1995.

Сокращения:

• ПЛДР – Памятники литературы Древней Руси. Т.1 – 1978, т. 2 – 1980, т. 3 – 1981, т. 4 – 1981, т. 5 – 1982, т. 6 – 1984, т. 7 – 1985, т. 8 – 1986, т. 9 – 1987, т. 10 – 1988, т. 11 – 1989, т. 12 – 1994.
• БЛДР – Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1-7. М., 1997-1999.