РАЗМЫШЛЕНИЯ НА ТЕМУ ПОКЛОНЕНИЯ ИКОНАМ. Алексей Комлев.

«Прочитал ответ на вопрос о чудесах, исходящих от св. икон.

Просто удивляюсь, как человек, посвятивший себя изучению Библии, может не знать того, что сказано Самим Господом! Вы разве никогда не читали книгу Исход? А там черным по белому написано, что Господь повелел сделать священные изображения.(Исх. 25, 17-22) В другом месте Писания также сказано об этом. (Иез. 43, 10-11) Существование их будет продолжаться до Второго Пришествия Господа Иисуса Христа. (2.Фес. 2, 4; Мк. 11, 17) Рукотворенные храмы Божии всегда были наполнены множеством образов на всех стенах и дверях. (Иез. 41, 17) Перед образами поклоняются и служат. (Нав. 7, 6; 1Пар. 16, 37) Ни в коем случае нельзя смешивать понятия идол и икона! Кто делает так, есть богохульник, хулящий святыню и считающий христиан, целующих изображение любимого Господа, идолопоклонниками.

Кроме того, в книге Откровения говорится о том, что в последние времена служители сатаны и антихриста сделали изображение зверя. Изображение обладало чудотворной силой. Для чего силам зла потребовалось делать чудотворную лжеикону? Чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Если бы избранными являлись иконоборцы, то их никакими иконами, даже самыми чудотворными не проймешь, это видно по Вашим словам. А если так, то значит избранные - это иконопочители, почитатели чудотворных икон Христа.

Мы, православные христиане, твердо держимся того, чему нас научили апостолы. А апостолы нас научили и иконы писать. В послании к Галатам апостол Павел пишет "О несмысленные Галаты: кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых ПРЕД ГЛАЗАМИ ПРЕДНАЧЕРТАН БЫЛ ИИСУС ХРИСТОС, как бы у вас распятый? (Гал.3,1) Изображения на библейские сюжеты и изображения креста найдены были в местах богослужений первых христиан при археологических раскопках римских городов Помпеи и Геркуланума.

Должен признаться, что вопрос об иконах долго смущал и меня. На протяжении почти целого года с перерывами меня мучало искушение, что иконы - это идолы. Мысли об этом не давали мне спокойной жизни, я пытался отбросить их, не думать об этом, но они шли и шли, один раз даже голова от этого разболелась. Однако я обратился с молитвой ко Господу: "Господи Иисусе Христе, научи и вразуми меня грешнаго, угодны ли Тебе иконы и почитание их?" После этого мысли отступили, на душе стало легче и я успокоился. Я сходил причаститься в храм. Господь научил и вразумил меня. Мне удалось отыскать книгу преподобного Иоанна Дамаскина "Три защитительных слова против порицающих святые иконы" и после ее прочтения всякие смущающие мысли улетучились, а на душе воцарилась благодать и спокойствие. И всему чему учит Православная Церковь Христова, следует верить без всякого сомнения.»

Дорогой друг! Вы пытаетесь найти корни иконопочитания в Библии. Замысел этот, хотя и весьма интересен, но абсолютно неосуществим. В отличие от сегодняшних православных христиан, византийские православные этого делать даже и не пытались. Отцы VII собора, утвердившие иконопочитание и положившие конец иконоборчеству, в своей апологии икон апеллировали к идеям неоплатонизма. Феодор Студит, составивший наиболее полную, после Иоанна Дамаскина, аргументация в пользу икон, пользовался плотниновским учением о «внутреннем эйдосе» (естественно, на самого Плотина он не ссылался).

Современные приверженцы иконопочитания осуществляют свои богословские построения на основе текстов, описывающих утварь иудейского святилища. Я не знаю, есть ли смысл рассматривать эти аргументы детально – их достаточно опровергнуть одним единственным вопросом: «Если в Пятикнижии действительно говорилось о поклонных изображениях, то почему практики поклонения иконам не было и нет в иудаизме?» Хотя, конечно, можно пытаться утверждать, что иконопочитание в ветхозаветные времена существовало в имплицитной форме...

Но даже если повернуть вопрос подобным образом, увидеть в утвари иудейского святилища что-то похожее на икону все равно довольно тяжело – эта утварь несла совсем иные функции. Вы приводите текст:

«Сделай также крышку из чистого золота: длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя; и сделай из золота двух херувимов: чеканной работы сделай их на обоих концах крышки; сделай одного херувима с одного края, а другого херувима с другого края; [выдавшимися] из крышки сделайте херувимов на обоих краях ее; и будут херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими [будут] друг к другу: к крышке будут лица херувимов. И положи крышку на ковчег сверху, в ковчег же положи откровение, которое Я дам тебе; там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою, посреди двух херувимов, которые над ковчегом откровения, о всем, что ни буду заповедывать чрез тебя сынам Израилевым.» (Исх.25:17-22)

Как ни банально это звучит, единственной функцией херувимов было служить утяжелителем для крышки ковчега (её называли капорет) – к ней обращены их лица. Крышка же накрывала ковчег завета, хранящего в себе скрижали завета. Где же здесь хоть малейшая причина для параллели с иконой? Тем более, икона - это плоское изображение, образец станковой живописи, тогда как херувимы были скульптурной композицией, статуями. А поклонения статуям, как вы знаете, было запрещено Церковью на VII Вселенском соборе в Никее в 787 г. Поэтому в православных храмах, нет ни статуй Христа, ни статуй святых. Христиане Западной Европы это положение собора не признали, поэтому в католической церкви поклонение статуям широко распространено.

Но это не принципиальное замечание. Отметьте для себя то, что икона доступна каждому – их можно иметь дома, носить с собой, иконы во множестве наполняют православные храмы. Херувимов же в святилище мог видеть лишь один первосвященник и то – только раз в году, когда ему надлежало войти в Святое Святых для обряда очищения в праздник Йом Киппур. Если все же попытаться провести аналогию с православной действительностью, то если херувимы в святилище – иконы, то подобные иконы могли быть доступны лишь одному патриарху, когда он раз в году входил бы за алтарную преграду кафедрального собора. Кроме того, херувимы не были образами Божественного Прообраза (на что претендует икона), ведь Прообраз присутствовал в святилище независимо от статуй херувимов в сиянии славы - Шекине. Обратите на это внимание: «там Я буду открываться тебе и говорить с тобою...»

Справедливости ради, стоит отметить, что кроме упоминания херувимов из Святого Святых, многие, пытаясь найти истоки иконопочитания в Библии, также упоминают херувимов, вышитых на завесе в храме. На той самой завесе, которая разодралась в момент смерти Христа.

Нередко также в данном аспекте вспоминают и медного змея Моисея, считая его ветхозаветной иконой, но забывают при этом, что медный змей – Нехуштан был уничтожен именно тогда, когда его стали использовать как икону, то есть поклоняться ему:

«...он отменил высоты, разбил статуи, срубил дубраву и истребил медного змея, которого сделал Моисей, потому что до самых тех дней сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан.» (4Цар.18:4)

Вы пишете, что «рукотворенные храмы Божии всегда были наполнены множеством образов на всех стенах и дверях» и приводите текст Иез.41,17. Но позвольте, почему Вы говорите о Храме во множественном числе? Храм всегда был лишь один – иерусалимский, и все израильтяне обязаны были посещать его три раза в году, на основные праздники. Сравнивать храм иерусалимский с православным храмом нельзя, ведь иудейский храм был святилищем, где приносилось искупительные жертвы. В этом его отличие от синагоги, служившей просто местом собрания иудеев, без каких-либо жертвенников и жертвоприношений – чем-то вроде протестантского молитвенного дома.

«От верха дверей как внутри храма, так и снаружи, и по всей стене кругом, внутри и снаружи, были резные изображения, сделаны были херувимы и пальмы: пальма между двумя херувимами, и у каждого херувима два лица. С одной стороны к пальме обращено лицо человеческое, а с другой стороны к пальме - лице львиное; так сделано во всем храме кругом.
От пола до верха дверей сделаны были херувимы и пальмы, также и по стене храма.» (Иез.41:17-20)

Заметить, что эти изображения носили в храме Изекииля чисто декоративную роль и представляли собой пальмы и херувимы (представлявших собой, судя по описанию пророка, животных с львиными головами), не составляет труда. О том, что иных функций, кроме декоративной, эти изображения не имели, свидетельствует тот факт, что они покрывали всю плоскость стен и дверей (от пола до верха дверей). Случалось ли кому-то поклоняться иконе, расположенной на уровне плинтуса, и, к тому же, изображающей пальму?

Также вы говорите о якобы имевшем место поклонении возле Ковчега Завета:

«Иисус разодрал одежды свои и пал лицем своим на землю пред ковчегом Господним [и лежал] до самого вечера, он и старейшины Израилевы, и посыпали прахом головы свои.» (Иис.Нав.7:6)

По этому поводу мне вспомнилось, что филистимляне посчитали ковчег завета богом израильтян по аналогии с их собственными идолами. Они и не могли представить себе, что Бог израильтян есть дух!

И услышали Филистимляне шум восклицаний и сказали: отчего такие громкие восклицания в стане Евреев? И узнали, что ковчег Господень прибыл в стан.
И устрашились Филистимляне, ибо сказали: Бог тот пришел к ним в стан. И сказали: горе нам! ибо не бывало подобного ни вчера, ни третьего дня; горе нам! кто избавит нас от руки этого сильного Бога? Это - тот Бог, Который поразил Египтян всякими казнями в пустыне» (1Цар.4:6-8)

Но были ли у них для этого основания? Ковчег завета не был образом или изображением. Скорее он был чем-то вроде знамения, то есть, вещественным подтверждением присутствия Бога среди израильтян – ведь в нем хранились скрижали завета (договора Бога с людьми). Именно поэтому Иисус Навин пал лицем именно перед ковчегом и посыпал голову пеплом – не поклоняясь ковчегу, а выражая свою глубокую скорбь и недоумение по поводу неожиданного поражения (нарушения вышеупомянутого договора). А чтобы оценить актуальность ковчега завета для наших дней, можно прочесть текст Иер 3:16

Впрочем, все аргументы которые вы приводите, принадлежат диакону Андрею Кураеву, написавшему книгу «Протестантам о православии». Взяты они из главы «Икона в Библии» . Из неё вы взяли и последний Ваш аргумент, касающихся «лже-иконы» зверя из Откровения. Странный аргумент! Но я поясню, в чем его суть:

Есть такой способ философствования, как софистика. Вот пример древней софистской выкладки (не помню, точно, кому она принадлежит): «Если у собаки есть дети – значит она отец. Если это твоя собака, значит она - твой отец. Если ты бьешь свою собаку, значит, ты бьешь своего отца и щенки – твои братья.» В Новом Завете нигде не говориться об иконах, поэтому многие склонны греческое слово εικων (образ, изображение, статуя, представление) огульно переводить как «икона».

Действительно, слово «икона» и впрямь произошло от eikon. Собственно говоря, меня тоже очень радовало, когда, читая учебник греческого языка, я находил знакомые слова. Русский язык где-то на 30% состоит из слов, имеющих греческое происхождение (скамья, свекла, парус, кровать и т.д.). Но далеко не все слова, используемые в церковном лексиконе, имеют соответствующее значение в греческом языке. Характерный пример – angelos (вестник). Далеко не каждый вестник в Новом Завете является анегелом небесным, с крыльями и в белом одеянии: «Подобно и Раав блудница не делами ли оправдалась, приняв соглядатаев (angelous) и отпустив их другим путем?» (Иак.2:25)

Тем более, далеко не каждое изображение является иконой – как в Библии, так и в повседневном мире. Чтобы объяснить эту простую истину, кто-то привел пример употребления слова eikon, говорящий явно не в пользу иконопочитателей:

«И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою» (Откр.19:20)

Но здесь д. Андрей Кураев не растерялся и заявил, что это сравнение, наоборот, в пользу, и дальше излагает мысли, которые вы и привели в своем письме. Как-то комментировать их я не буду, так как в тексте Откровения нет ни малейшего повода для того, чтобы переводить употребленное здесь eicon как «икона». Приведенный выше текст – единственный в Откровении, где eikon переведено как «изображение» в других местах употребляется более уместное здесь значение «образ» (Откр.20:4, Откр.16:2, Откр.15:2, Откр.14:11, Откр.14:9, Откр.13:15, Откр.13:14)

«И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.» (Откр.13:15)

Что означает в Библии понятие образ? Ни в одном месте Писания не говориться о том, что образ является изображением или статуей. В Библии говорится о человеке, сотворенном по образу Бога (Быт.1:27: И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его...) и о Христе, который есть «образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари...»(Кол.1:15).

Значит, как Иисус был образом своего Небесного Отца (Иоан.14:9: Видевший Меня видел Отца...), так в последнее время появится зверь и образ его.

В Вашем письме есть также неуместная аллюзия на Мк. 13. 22: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных»

Но образ зверя никак не относится к чудесам и знамениям, которыми, будут прельщать избранных, потому что в данном случае образ зверя, согласно Откровению, является субъектом прельщения, чудеса и знамения – его средствами.

Далее Вы пишите о помпеянских изображениях, трактуемых как христианские, и настаиваете на том, что они служат бесспорным доказательством иконопочитания в ранней церкви (ведь извержение Везувия, засыпавшего пеплом Помпеи и Геркуланум, произошло в 79 г н. э.). В данном случае Вы не делаете вывод из имеющегося факта, а пытаетесь найти факт, соответствующий желаемому выводу. Так делать нельзя. Подобным образом ученые-эволюционисты, найдя на острове Ява несколько сомнительных зубов, мысленно пристроили к ним голову, тело с конечностями, и заявили, что обнаружили переходную форму между обезьяной и человеком. Сегодня рисунок этих существ, чудесным образом выращенных из зубов, украшает каждый школьный учебник.

Поэтому давайте лучше оставим древние фрески искусствоведам, и рассмотрим гораздо более серьезное свидетельство о древнейшем изображении Христа, которое, если верить преданию, переданному Евсевием Памфилом, является даже более ранним, чем те, о которых Вы говорите:

«Так как я вспомнил об этом городе [Кессарии Филлиповой], то считаю неправильным пропустить рассказ, который стоит помнить и нашим потомкам. Говорили, что кровоточивая, о которой мы из Святого Евангелия знаем, что она нашла исцеление от своей болезни у Спасителя, была оттуда родом; в городе показывают ее дом; доселе есть дивный памятник благодеяния, оказанного ей Спасителем. <ик>На высоком камне у дверей ее дома высится бронзовая женская статуя. Коленопреклоненная женщина протягивает руки вперед, как умоляющая; напротив нее - отлитая из того же материала фигура стоящего мужчины, красиво окутанного плащом и протягивающего руку женщине. У ног его, на самом пьедестале, растет какая-то неизвестная трава, доходящая до подола бронзового плаща: это - целебное лекарство от всех болезней БикЮЭта статуя, говорили, изображает Иисуса; она уцелела до сих пор; я, будучи в этом городе, видел ее собственными глазами Нет ничего удивительного в том, что в старину язычники, облагодетельствованные Спасителем нашим, это делали. Я ведь рассказывал, что сохранились изображения Павла, Петра и Самого Христа, написанные красками на досках. Естественно, что древние привыкли, особенно не задумываясь, по языческому обычаю, чтить таким образом своих спасителей.» (Евсевий Кессарийский. Церковная История.18 гл)

Как вы видите, Евсевий Памфил, ближайший сподвижник Константина, осуждает изображения Христа и апостолов, считая их «языческим обычаем чтить... своих спасителей». И в такой оценке он не одинок – все Отцы ранней церкви, вплоть до Блаженного Августина, и, что может некоторых удивить, Афанасия Александрийского, отрицают всякую возможность не только поклонения изображения, но и вообще, настроены весьма скептически по отношению к самому изобразительному искусству. Пытливые умы апологетов находили в труде художника корень существования идолов. В своих трудах они часто обращались к писаниям ветхозаветных пророков по этому поводу. Наиболее цитируемыми текстами были:

«Идолы язычников - серебро и золото, дело рук человеческих: есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат, и нет дыхания в устах их. Подобны им будут делающие их и всякий, кто надеется на них.» (Пс.134:15-18)

«Ибо все боги народов - идолы, а Господь небеса сотворил.» (Пс.95:5)

«Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого [рода], ненавидящих Меня» (Исх.20:4,5)

«...не делайте предо Мною богов серебряных, или богов золотых, не делайте себе» (Исх.20:23)

«Ибо уставы народов - пустота: вырубают дерево в лесу, обделывают его руками плотника при помощи топора, покрывают серебром и золотом, прикрепляют гвоздями и молотом, чтобы не шаталось. Они - как обточенный столп, и не говорят; их носят, потому что ходить не могут. Не бойтесь их, ибо они не могут причинить зла, но и добра делать не в силах...
Все до одного они бессмысленны и глупы; пустое учение - это дерево. Разбитое в листы серебро привезено из Фарсиса, золото - из Уфаза, дело художника и рук плавильщика; одежда на них - гиацинт и пурпур: все это - дело людей искусных.» (Иер.10:3-9)

«Высыпают золото из кошелька и весят серебро на весах, и нанимают серебряника, чтобы он сделал из него бога; кланяются ему и повергаются перед ним; поднимают его на плечи, несут его и ставят его на свое место; он стоит, с места своего не двигается; кричат к нему, - он не отвечает, не спасает от беды. Вспомните это и покажите себя мужами; примите это, отступники, к сердцу; вспомните прежде бывшее, от [начала] века, ибо Я Бог, и нет иного Бога, и нет подобного Мне.» (Ис.46:6-9)

«Безумствует всякий человек в своем знании, срамит себя всякий плавильщик истуканом своим, ибо истукан его есть ложь, и нет в нем духа. Это совершенная пустота, дело заблуждения; во время посещения их они исчезнут.» (Иер.51:17,18)

Таким образом, вплоть до византийского периода в христианской церкви не было даже намека на почитание изображений. Впрочем, сами изображения были, но были скорее любопытной редкостью, о которой церковный историк Евсевий упоминает, как об интересной диковинке, которую его читатели никогда бы не увидели своими глазами.

В древних актах мучеников мы находим множество свидетельств о конфискации у христиан священных книг, но не находим упоминаний о конфискации у них икон.(Кстати, указы императоров о конфискации у христиан их священных книг, заставили церковь всерьез задуматься над вопросом, какие книги у христиан являются священными. Что должен христианин отдавать конфискатору - Послания Павла или «Пастыря» Ерма? В этом римская власть помогла процессу формирования канона Нового Завета.)

Но ни римляне, ни сами христиане изображений Христа никогда не видели. Об этом свидетельствует небольшой фрагмент из «Апологии» Тертуллиана: «Недавно в здешнем городе представлен был бог наш в новом виде. Некто из нанимающихся бороться со зверями выставил картину со следующей надписью: "Бог христиан, ублюдок ослиный". На ней он был изображен с ослиными ушами, с копытом на одной ноге, с книгой в руке и с тогой на плечах. Нельзя было не посмеяться такой выдумке.»

Тертуллиана эта горькая история позабавила. Но если бы он знал, что через какое-то время христиане сами возьмут языческих идолов и нарекут им христианские имена, он бы смеяться не стал. После провозглашения христианства государственной религией Рима, христианские проповедники, считавшие, по-видимому, что всякая опасность со стороны язычества уже миновала, охотно шли с ним на компромисс. Ярким примером такого компромисса является некогда популярный, а теперь забытый православием св. Христофор Псеглавец. Этот святой имеет собачью голову, и, как вы уже догадались, пришел к нам из Египетской церкви. Заметить в этом таинственном персонаже древнего египетского бога Анубиса не составит особого труда. Посмотреть на его иконы и прочитать небольшую статью о нем можно у нас на сайте.

Но священные изображения не обязательно приходили в церковь из восточного язычества. Как ни странно, самые ранние священные изображения принадлежат гностикам-карпократианам:

«Они помечают своих учеников особым знаком за правым ухом. Некая Марцелина, которая прибыла в Рим во времена Аникета (ок. 154–165), была членом этой секты и совратила многих. Они сами называют себя гностиками. Они располагают изображениями Христа, некоторые из которых рисованные, а некоторые изготовлены из другого материала. Они говорят, что эти изображения изготовлены Пилатом в то время, когда Иисус был еще с людьми. И они помещают эти изображения вместе с мирскими философами, Пифагором. Платоном, Аристотелем и другими и поклоняются им как язычники.» (Ириней. Против ересей I, 25)

Собственно, говоря, изображения Христа, принадлежащие Пилату – самая неправдоподобная сказка, на разный лад пересказываемая в целом ряде апокрифов. Если Вас это интересует, могу привести конкретные цитаты.

Однако, вернемся вновь к Тертуллиану. У него мы находим наиболее явное свидетельство о полном отсутствии у ортодоксальных христиан каких либо представлений об облике Иисуса, а значит, и отсутствие Его изображений. Дело в том, что Тертуллиан настаивает на том, что Иисус имел довольно некрасивую, отталкивающую внешность:

«Или вы укажите в Нем что-нибудь небесное, испрошенное у звезд Медведицы, у Плеяд или Гиад. Ибо все, что мы перечислили, свидетельствует в Нем о земной плоти, подобной нашей. Но ничего нового, ничего чужеродного я в Нем не замечаю. Вообще же люди удивлялись только словам и делам, учению и добродетели Христа как человека. Если бы замечалась в Нем какая-то телесная необычность, это также вызвало бы удивление. Но в Его земной плоти не было ничего примечательного; она лишь показывала, сколь достойны удивления прочие Его свойства, — ибо говорили: Откуда у Него это учение и эти чудеса? (Мф.13:54). Это говорили даже те, кто с презрением взирал на Его облик, настолько тело Его было лишено человеческого величия, не говоря уже о небесном блеске. Хотя и у нас пророки умалчивают о невзрачном Его облике, сами страсти и сами поношения говорят об этом: страсти, в частности, свидетельствуют о плоти человеческой, а поношения — о ее невзрачности. Дерзнул бы кто-нибудь хоть кончиком ногтя поцарапать тело небесной красоты или оскорбить чело оплеванием, если бы оно не заслуживало этого? Что же ты называешь плоть небесной, не зная ни одного свидетельства небесного ее происхождения? Почему ты отрицаешь ее земную природу, доказательство чего налицо? Он голодал при дьяволе, жаждал при самаритянке, проливал слезы над Лазарем, трепетал пред смертью; ибо, говорит Он, плоть слаба (Мф.26:41; Мк.14:38). Наконец, Он пролил кровь Свою. Все это, полагаю, знаки небесные. Но как, спрашиваю еще раз, Он мог подвергнуться поношению и страданию, если бы в Его плоти сверкала хоть малая часть небесного величия? Из этого мы делаем вывод, что плоть Его не имела ничего небесного, ибо Он был доступен поношению и страданию. (О плоти Христа. 9)

Тертуллиану в этом возражает Иероним (Письма, 65,8): “Если бы в Его облике и взоре не было чего-то небесного, никогда апостолы тут же не последовали бы за Ним, а те, которые пришли схватить Его, не поразились бы”. Я тоже не разделяю мнения Тертуллиана, но считаю, что он был вправе употребить этот аргумент в споре с гностиками, темой которого была не внешность Христа, а Его человеческая плоть. ( В принципе, эта мысль продолжена в трактате «Против Маркиона» : «Бог и тогда предельно велик, когда кажется людям ничтожным» (II, 2)

Важно отметить то, что ни у Тертуллиана, ни у Иеронима не было при себе никаких изображений Христа, по которым они могли бы судить о Его внешности. Изображения Христа были только вербальными (словесными), о чем и говорит нам Ап. Павел, в процитированном Вами отрывке Гал.3,1. Причем, отражали они не внешность, а характер. Греческое слово προεγραφη у Павла правильнее будет переводить как «преднаписано», что свидетельствует скорее о вербальной форме изображения Христа, чем о живописной. Переводчики решили не пользоваться здесь неуклюжим буквализмом и воспользовались более изящным «предначертано». Видимо, они не предполагали, что у современного человека здесь могут возникнуть какие-то ассоциации с графическим изображением, в частности с черчением.

Что касается же самой мысли изобразить Бога, тем более, поклоняться таким изображениям, то такая мысль была для Отцов ранней церкви просто немыслима. Все они были свидетелями языческого поклонения идолам антропоморфных божеств, и справедливо подмечали в практике поклонения изображению причину сохранности пустого и бессмысленного по своей сути языческого культа. Вера же в истинного, живого Бога требовала чисто трансцендентного Его понимания. Марк Минуций Феликс пишет в своей «Октавии»:

«Какое изображение Бога я сделаю, когда сам человек правильно рассматриваемый, есть образ Божий? Какой храм Ему построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я человек люблю жить просторно, то как заключу в одном небольшом здании столь великое Существо? Не лучше ли содержать его в нашем уме, святить Его в глубине нашего сердца? Стану ли я приносить Господу жертвы и дары, которые Он произвел для моей же пользы, чтобы подвергать Ему Его собственный дар? Это было бы неблагодарно, напротив угодная Ему жертва доброе сердце, чистый ум и незапамятная совесть. Посему, кто чтит невинность, тот молится Господу; кто уважает правду, тот приносит жертву Богу; кто удерживается от обмана, тот умилостивляет Бога; кто избавляет ближнего от опасности, тот закалает самую лучшую жертву. Таковы наши жертвы, таковы святилища Богу; у нас тот благочестивее, кто справедливее. Но —говоришь ты — Бога, Которого чтим, мы не можем ни видеть, ни показать другим; да, мы потому и веруем в Бога, что не видим Его, но можем Его чувствовать сердцем. Ибо, во всех делах Его, во всех явлениях мира мы усматриваем присносущную силу Его, которая проявляется и в раскатах грома и в блеске молнии и ясной тишине неба. Не удивляйся, что ты не видишь Бога. Все приходит в движение и сотрясение от ветра и его веяний, но ветер и веяние не видны для глаз. Мы не можем видеть даже солнца, которое для всех служить причиною видения: его лучи заставляют глаза закрываться и притупляют взор зрителя, и если ты подольше посмотришь на него, то совсем потеряешь зрение. Как же ты можешь видеть Самого Творца солнца, источник света, когда ты отворачиваешься от блеска солнца, прячешься от его огненных лучей? Ты хочешь плотскими глазами видеть Бога, когда не можешь собственную твою душу, чрез которую живешь и говоришь, ни видеть, ни осязать!» (Октавия. 32)

Минуциево свидетельство о Боге развивает далее Киприян Карфагенский: «Тем более один есть правитель мира, который все сущее удерживает словом, располагает разумом, совершает силою. Его нельзя ни видеть - Он слишком светел для зрения, ни осязать - Он слишком чист для осязания, ни оценить - Он выше понятия; и мы тогда почитаем Его достойно, когда называем неоценимым. Какой же храм может иметь Бог, Которого храмом есть весь мир? Как заключить силу толикого величества в одно небольшое здание, когда и человек живет роскошнее? Ему мы должны поклоняться в нашем уме, чтить Его в нашем сердце. И не ищи имени для Бога: Бог - имя Ему. Слова нужны там, где надобно поразить чернь собственными отличиями названий; а для Бога, Который и есть только один, все заключается в слове "Бог". Он один и везде весь присущ, так что и чернь во многих признает одного Бога, когда ум и уши получают напоминание о своем виновнике и владыке. Часто слышим, как говорят: "О Боже!", "видит Бог", "поручаю Богу", "да воздаст тебе Бог", "как Богу угодно", "если даст Бог". Потому-то величайшее преступление - не хотеть познать Бога, Которого не знать невозможно.» (Киприан. О суете идолов)

На эти утверждения позднее опирались Арнобий, Лактаций, Аврелий Августин...

Такая позиция Отцов Церкви вполне понятна и весьма трудно здесь что-то им возразить. В таком подходе нет внутренних противоречий, так как он отражает истину. Поклонение трансцендентному Богу и материальному идолу не имеют ничего общего. Также и практику поклонения иконам невозможно как-то увязать с истинными представлениями о Боге. Поэтому часто приходится слышать, что иконам не поклоняются,- их почитают. Разницу между этими понятиями трудно уловить. По сути, её здесь нет вообще, но наделив требуемым смыслом, эту разницу и вправду можно посчитать принципиальной – ведь в Библии говорится о том, что наше поклонение должно предназначаться непосредственно Богу: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.» (Матф.4:10). О почитании же ничего подобного не сказано.

Кто пользуется такой лазейкой, сильно лукавит, но для того, кто желает избавиться от сомнений, такое объяснение вполне подходит. Однако даже сами православные авторы повсеместно говорят именно о «поклонении иконам». Пример – тот же Иоанн Дамаскин.

Еще одной отговоркой является утверждение о том, что православные поклоняются не самой иконе, а Тому, Кто на ней изображен. Вы знаете, что существует ни один вид икон Богоматери: Владимирская, Тихвинская, Казанская, Федоровская, и т.д. Одна икона обладает чудодейственными свойствами, другая – нет. И люди готовы проделать сотни километров пути, чтобы добраться до святыни, хот у них есть возможность купить иконку данного святого и в церкви рядом со своим домом. Значит, важна не икона вообще, как образ прообраза, и даже не отдельный вид икон, а именно конкретная икона.. А как это увязать с утверждением о том, что поклоняются не самой иконе, а Тому, Кто на ней изображен? Если принять это утверждение за истину и связать с реальной ситуацией, то мы можем сделать только один вывод – на небе существует не одна Богоматерь, а несколько десятков, а то и сотен – Владимирская, Тихвинская и т.д.

Продолжая эту тему, нельзя не отметить, что каждая икона имеет своего создателя- иконописца. Создателем же иконописца является Бог. Бог создал человека по образу Своему. Если человек поклоняется иконе, созданной грешным и несовершенным человеком, то у него гораздо больше причин для поклонения иконописцу, созданному Творцом, Чье величие и совершенство не знает границ.

Тем более, нет ни одной рукописной иконы, где автор не внес бы хоть немного своего собственного, индивидуального видения. Пытаясь изобразить Бога, иконописец имеет перед собой человека как пример. Бог же творил человека по своему Образу. Лактаций писал по этому поводу: «неправильно и несообразно, что образ Божий почитает образ человеческий». (Божественные наставления II 17, 6) Таким образом, практика поклонения иконам исказила подлинный раннехристианский гуманизм.

Помимо человека о Творце свидетельствуют и иные Его творения. Афинагор Афинский писал: «Прекрасен мир и величием небосвода, и расположением звезд в наклонном круге и у севера, и сферической формой. Но не ему, а его Художнику следует поклоняться.» Думаю, это утверждение не вызывает ни у кого сомнения. Поэтому Афинагор далее проводит параллель с деятельностью земных художников, и делает вывод, что за искусство следует хвалить именно художника. Это более чем справедливо в отношении икон. Красота творения должна ориентировать зрителя к его творцу (в данном случае, художнику). Так почему же икона должна направлять зрителя не к иконописцу, а к Богу? Тем более, Бог творил наш мир совсем ни как художник, на чем Афиногор, впрочем, и не настаивает.

Если ранние Отцы Церкви считали, что деятельность художника вредна и является обманом, корнем идолопоклонства, то поздние византийские Отцы приняли подход, утверждающий идею полного уподобления Бога художнику. Этот подход берет свое начало от языческих античных традиции, вроде стоической мысли о природе-художнице. Вообще стоический, цицероновский, гермогеновский подход подразумевает преобразование материи из бесформенного состояния в упорядоченное, тогда как раннехристианский подход настаивает на творении из небытия. Многие исследователи считают, что именно принятием языческих взглядов на творение и было положено начало поклонению иконам.

В принципе, с этим можно согласиться, проследив, как четко эти моменты обозначено в Библии: «...единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может. Ему честь и держава вечная!» (1Тим.6:16) и «Тогда сказал Соломон: Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3Цар.8:12) Автору 1 Тим Бог виделся в свете, Соломону Он виделся во мгле. Почему так?

И тот и другой имеет ввиду одно и то же - "олам" (вечность), место обитания Бога. "Свет" (ор) в древнееврейской эстетике - принципиально иная категория, чем в греческой. Для евреев "свет" то же, что и красота для грека. «Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце.» (Еккл.11:7) Павел сознательно пишет "свет", так как иначе ему бы пришлось употребить "космос", что и делали эллинистические евреи. А "космос" и "олам" - далеко не синонимы. Дело в том, что слово kosmos у греков означает и мироздание, и украшение, красоту. Павел верил в то, что Бог сотворил мир из небытия, а не являлся декоратором бесформенного Хаоса, поэтому он осознанно употребляет неподходящее понятие.

Как бы то ни было, но проникновение в Церковь языческих обычаев, приспосабливаемых под реалии христианского мира, не могло ни вызвать протеста у верующих. И все это однажды вылилось в долгий период иконоборчества. Правда, желаемого возрождения оно не принесло – реформировалось лишь следствие, а не причина. При массовом отступлении от библейских истин икона была необходима, как замена Богу. Иконоборцы так и не смогли толком обосновать свою позицию, обвиняя иконопочитателей сразу в двух противоположных ересях: несторианстве – так как иконы изображали лишь человека Иисуса, и в монофизитстве, так как описывая неописуемое, иконописец сливает «неслитное соединение». Несколько позже, иконоборческий собор провозгласил единственными образами Христа евхаристический хлеб и вино, и призывал изображать Христа не на картинах, а в себе самих (как того и требует Библия). Возможно, для современному христианину непривычно видеть в иконах что-то несторианское и монофизитское. Но сегодня, когда усилиями протестантов за свидетельствами Библии оставлен высший авторитет, аргументация в споре об иконах выглядит совсем по-другому, чем в те времена. Тогда же более весомыми были аргументы, однованные на традициях «божественного Платона» и иже с ним. Псевдо-Дионисий Ареопагит, чьи труды положили основу византийской эстетики, прямо пользовался платновскими категориями, вроде «божественного эроса».

В борьбе иконоборчества и иконопочитания было больше политики, чем богословия. Император Константин Копроним (Копроним – это не династическое имя, вроде, Флавия или Комнина. Это прозвище, имеющее вполне определенный перевод не русский язык. Однако, по понятным причинам, его не переводят, а оставляют в своем греческом звучании) был самым известным сторонником иконоборчества и противником иконопочитателей. В самом начале царствования его чуть не сверг его зять – иконопочитатель Артавазд, поддержанный патриархом Анастасием. Когда же в Константинополь вошли войска Копронима, Анастасий спешно покаялся и стал таким же яростным иконоборцем, как и его новый император. По сути, религиозные вопросы мало волновали церковную верхушку того времени, и вопрос об иконах был лишь определителем их принадлежности к одной из враждующих политических группировок. Естественно, никакой речи о возрождении первоначальной чистоты апостольского христианства здесь речи даже не шло.

Так же и «торжество православия» не стало итоговыми решением длительного спора об иконах, а лишь свидетельствовало о победе императрицы Феодоры и армянской диаспоры над сторонниками исаврийской династии.

В принципе, об иконах можно говорить очень долго, но, похоже, я уже утомил вас своими размышлениями. Надеюсь, что они заинтересовали вас, и я буду рад, если вы захотите, продолжить эту тему. ндекс: